— Ксанка! Ксанка! — заорал он, сам себя не слыша. — Где ты? Пожалуйста, ответь! Я же пришел! Я пришел за тобой! Где ты?!
— Где? Где? Где? — вторили ему тысячи, миллионы, миллиарды голосов, мужских и женских, хриплых и звонких, задыхающихся от ярости и страха, кричащих, визжащих, вопящих, стонущих, шепчущих. — Где? Где? Где?
В грохочущей тьме замелькали огни. Они приближались, кривляясь и подмигивая, и каждый огонек был кровавым отблеском на остром, как бритва, стальном лезвии гигантской фрезы. Задыхаясь от ужаса, он видел, как, вращаясь, приближалась фреза, как лезвия-бритвы в бешенном ритме перемалывали темноту со всеми голосами, с хрустом перемалывали кости, с натужным скрипом мололи плоть, легко, играючи расправлялись с мозгом. Он пытался убежать от них и не мог сдвинуться с места. Он взывал к кому-то, молился, плакал, проклинал все и вся, и наконец фреза настигла его и перемолола вместе с остальными. И вместе с другими он стал бесформенной кровавой кашей, и его голос, жалкий, дрожащий, наполненный невыносимой болью, слился с миллионом таких же голосов, и общее страдание проникло в него и завладело им. А кто-то смеялся над ним и над всеми остальными.
— Дур-рак! — говорил ему этот смех. — Ты разве не понял, кем была твоя собака? Ведь это ее ты искал два года, а на самом деле всю жизнь! Она была рядом, а ты и не заметил!
— Нет! Нет! — кричал он, и все кричало вместе с ним. — Это неправда! Это ужасная ошибка! Еще можно все исправить! Это не конец! Это не может быть концом!
— Нет! Нет! — стонала тьма, а смех звенел, захлебываясь собою.
— Ксана!!! — крикнул он и проснулся.
Сквозь задернутые занавески в комнату просачивался серый утренний свет. Он лежал на диване, укрытый пледом до самых глаз, еще не очнувшийся от кошмара, и по его лицу тек холодный пот.
— Ксана, — хрипло позвал он.
За дверью послышались быстрые шаги, и в комнату с встревоженным лицом вбежала она.
— Что? Что такое? — она торопливо наклонилась и чуть не упала прямо на него. — Это ты кричал?
На своем лице он чувствовал ее дыхание.
— Что еще случилось? — допытывалась она, поправляя плед.
— Так… Кошмар приснился, — прошептал он и поцеловал ее наугад, кажется, в нос.
— Та-ак… У тебя опять поднялась температура! Говорила я тебе: не пей холодное пиво! Вот, пожалуйста, 38 и 4! Ладно, лежи спокойно, гриппозник несчастный, сейчас таблетку принесу…
— Нет! — быстро сказал он. — Нет! Останься! Лучше посиди со мной, я сейчас сам усну…
Она усмехнулась и склонилась над ним. По его разгоряченному лбу скользнуло что-то мягкое и прохладное.
— Так хорошо… — пробормотал он, засыпая. — А мне приснилось, что я тебя потерял…
— Дурачок, — она снова лизнула его в лоб и вильнула хвостом. — Я здесь, с тобой. Как ты можешь меня потерять?
— Ты здесь… — повторил он и уснул.
