Бешеная акула - [12]

— Сумасшедший, рубаху скинь! — крикнул ему Якубенко.

Но Захаров еще быстрей побежал, оставляя на палубе мокрые большие следы, похожие на медвежьи.

Вечером Захаров не пришел на кубрик. Он сидел в своей каюте и, когда Якубенко постучал к нему, даже не отозвался.

А рано утром, еще до снятия «Эпроновца» с якоря, Захаров стал носить с берега ракушки, песок и водоросли. Много раз он черпал из-за борта морскую воду, стараясь заодно поддеть ведром медуз и головастиков.

А во время обеда Захаров вдруг попросил у кока, вместо жареной, сырую рыбу и унес в каюту.

— Зачем ему сырая? — удивились на кубрике.

Из каюты Захарова слышался громкий плеск и укоризненный голос:

— Ну, ну, не привередничай.

— Кого ты там купаешь? — спросил Гераськин.

Захаров не ответил. А плеска больше не стало, его заглушило треньканье Захарова на балалайке.

— Нет, ребята, — сказал Гераськин, — тут дело нечисто. Пойду узнаю, кого он там прячет.

Захаров был в каюте. Гераськин постучал, но ответа не последовало. Гераськин умел подражать чужим голосам. Он снова постучал и басом строго сказал, как командир судна:

— Товарищ Захаров, немедленно откройте мне!

— Есть, — ответил Захаров и открыл.

Через несколько минут Гераськин выскочил из каюты и взлохмаченный влетел на кубрик.

— Ну что, узнал?

— Факт! — засмеялся Гераськин. — Он, правда, меня из каюты вытолкал, но все-таки я кое-что успел разглядеть.

— А что? — спросили товарищи.

Гераськин оглянулся по сторонам и страшным голосом сказал:

— Понимаешь, гляжу, а на его кровати кто-то лежит, одеялом накрыт, и плещется. А на подушке зеленые волосы раскиданы.

— Водоросли, — сказал один из команды.

— Хорошо. А под одеялом?

— Русалка.

— Откуда же русалка? Русалки в море не живут, они в реках водятся, — сказал боцман.

— Так она с Днепра приплыла, — засмеялся Гераськин.

— И очень просто.

* * *

Судно «Эпроновец» прибыло в Севастополь.

Команда была отпущена на берег.

Захаров самым последним сошел с корабля. На плече он нес железный обрез — корабельную лохань. Она была покрыта брезентом. И никто, кроме вахтенного и командира, не видел, что у него спрятано в лохани и куда он с нею направился.

А Захаров вышел на площадь, спросил, где находится научный институт рыбоведения, и сел в трамвай. В лохани хлюпало, вода расплескивалась, растекалась по полу и подмачивала летние туфли пассажиров. Пассажиры запротестовали, и кондуктор высадил Захарова из вагона.

Захаров вышел, опустил лоханку на мостовую и поднял брезент.

Воды оставалось на донышке.

Всю расплескала привередливая пленница.

Захаров заторопился и сел в следующий трамвай.

Железная лохань опять привлекла внимание пассажиров.

Кондуктор прокричал: «Институт рыбоведения», и Захаров уже хотел поднять лохань на плечо, когда сосед его, маленький благообразный старичок с черным зонтиком, приподнял шляпу и сказал:

— Извиняюсь, молодой человек, что вы изволите везти в вашем железном сосуде?

— Лисицу, — проворчал Захаров.

— Лисичку? — заинтересовался старичок. — Чрезвычайно любопытно, чрезвычайно. Имею честь представиться: я — бывший член Общества покровительства животным. Разрешите взглянуть.

Старичок сунул зонтик под мышку, напялил пенсне, наклонился и приподнял краешек брезента, но брезентовая покрышка вдруг вырвалась из его рук, взметнулась кверху и ударила старичка по носу. Пенсне брякнулось на пол и разлетелось в кусочки.

Старичок вскрикнул и схватился за осиротевшую переносицу.

Потом близоруко поглядел на Захарова и сказал:

— Милостивый государь, извольте немедленно оплатить мне стоимость разбитых окуляров.

Через некоторое время подслеповатый старичок, Захаров и милиционер стояли у трамвайной остановки.

— Денег у меня нет, — говорил Захаров, — но в этой лохани находится редкий морской рыбозверь. За него я обязательно получу в институте премию и тогда я куплю этому гражданину хоть целый ящик окуляров самого высшего сорта.

— Ну, как? — обратился милиционер к старичку.

— Что же, если этот зверь действительно представляет научную ценность, — сказал старичок, — то я согласен. Несите его в институт. Но только и я пойду с вами.

— Пожалуйста, — сказал Захаров.

В это время из аллеи соседнего сада донеслись звуки гитары и знакомая Захарову песня «Пролив Донегал».

Захаров узнал и песню и голос и, поспешно взвалив на плечи лохань, сказал старичку и милиционеру:.

— А ну, потопали.

Бежит волна за волной,

Спит ночью берег морской…

Песня оборвалась. Гераськин, Якубенко и еще несколько знакомых водолазов вышли из сада и, увидев Захарова, закричали:

— Эй ты, рыбовед, ты куда это отправился?!

Захарову отступать было некуда, и он ответил:

— В научный институт.

— А что за научная диковинка в обрезе?

— Морская черная лисица.

— Черных как будто бы не бывает, — сказал Гераськин.

— Не бывает? — усмехнулся Захаров. — А я вот, представьте, поймал.

— Тьфу, чудак-человек, что ж ты от меня-то скрывал, — сказал Якубенко. — А ну, покажи.

Захаров поставил лохань на дорожку аллеи и осторожно приподнял брезент. В обрезе барахталось что-то плоское, черное с зеленым отливом, усыпанное молочно-белыми пятнами, с единственной, но большой колючкой на длинном и скользком хвосте.