Беседы великих русских старцев. О Православной вере, спасении души в различных вопросах духовной жизни - [454]

Последнее и едва ли не самое жестокое и грубое пресле­дование отца Михаила было со стороны одного из многолет­них духовных чад его — отца Иеронима, ставшего игуменом после смерти игумена Харитона. Официально духовником монастыря — новостильников (управлявших монастырем, финоманской партии) — был бывший игумен Печенгского монастыря схимник Иоанн, к нему и перешел отец Иероним, хотя всегда был сам «старостильником». Враг по зависти ис­кал всяких возможностей досадить и оскорбить через других отца Михаила — так было через игумена Иоанна и игумена Иеронима. С какой-то непонятной злобой преследовал игу­мен Иероним своего многолетнего духовного отца и старца. Дошел до того, что однажды, обратившись к духовным доче­рям отца Михаила, сказал: «Сегодня Троица, а завтра Духов день — мы будем судить духовника Михаила». Господь не до­пустил этого суда. Когда стало всем известно о предстоящем суде над отцом Михаилом, казначей отец Нестор, впослед­ствии игумен Нового Валаама, придя в алтарь, накинулся на отца Иеронима: какими только словами его не называл! Не поддержанный никем другим, отец Иероним замолчал. Суд не состоялся, и осталось неизвестным, за что хотел игумен Иеро­ним судить отца Михаила. Хотел он, очевидно, запретить отцу Михаилу келейно служить литургию, но его остановил игумен Иоанн, при всем недоброжелательстве, то есть зависти к отцу Михаилу, боясь, что из-за этого будет слишком много разго­воров и волнений.

Смерть игумена Иеронима была знаменательна: он скоро слег и не долго был игуменом. Мрачное, злое уныние охватило его. Все его покинули, никто из братии не хотел за ним ухажи­вать. Без всякой болезни таял он от этого уныния. Игумен Иоанн навещал его, но и он не мог добиться от него ни слова покаяния. Так в мрачном молчании он ушел из этого мира.

Отец Михаил никогда не жаловался на своих преследова­телей, но сильно скорбел о том упадке и распущенности, в какой пришел Валаам в последнее время после раскола и вой­ны. На отсутствие монашеского духа не мог он не указывать своим духовным чадам как на недопустимую язву. Сильно скорбел об этом. «Едят свинину, покупают колбасу, деньги на руках, начальники попускают все, строгости нет — безнача­лие развращает монахов... а о внутреннем — о нестяжании и постничестве и не говори — слушать не будут. Страшное вре­мя пришло — для безмолвников нет пристанища — они как дурачки, как посмешище для всех», — сетовал старец своим сиротам — тайным монахиням.

Отношение к Родине у старца Михаила было особое. «Скорби и страдания очищают русский народ» — вот слова отца Михаила. Во всем есть две стороны: святой Михаил, князь Черниговский, и боярин Феодор, попав к татарско­му хану, приняли мученическую кончину. Тогда Богу угодно было дать власть язычнику над большой страной, и князь, повинуясь гражданским законам, соглашается поклониться этой земной власти, но отказывается поклониться идолам. Он отказывается от жены, детей, власти, славы, отдает жизнь и все за верность Господу — так и теперь у нас на Родине — две стороны, кесарево и Божие.

В России сейчас сияет истинное Православие, как солн­це, — эта земля полита кровью мучеников, эта земля исповед­ников. Этим Родина была дорога отцу Михаилу — своим му­ченичеством, своей святостью — исповедничеством, хоть на крест, хоть на мучения, но умереть на Родине со своим наро­дом. Но вне Родины — это была воля Божия, чтобы везде уз­нали нашу Православную веру.

Отъезд в Россию, наконец, пришел, хотя его многие про­сили не уезжать.

Прожив в монастыре пятьдесят пять лет, восьмидесятилет­ний иеросхимонах Михаил, с шестью другими валаамскими монахами (отец Лука, отец Борис, отец Исав, отец Геннадий, отец Сергий, отец Гурий), уехал на Родину. В этой группе были лучшие отцы Валаама.

1957 год, 1 октября старого стиля, Покров Пресвятой Бо­городицы, стоял он, как пятьдесят пять лет назад, молясь усердно за Божественной литургией, тогда еще молодым, уез­жал из мира в монастырь, теперь же глубоким старцем с боль­шим духовным запасом, с большим опытом, в тот же день, возвращаясь на Родину, неся туда свою молитву и всю свою любовь к страдающему русскому народу.

В этот день стоял он в алтаре Покровского храма: пели акафист Покрову Пресвятой Богородицы, стоял старец на коленях в алтаре, со слезами молился, вручая Царице Небес­ной своих осиротевших чад.

«Молитесь Ей, Она все может, может вас и в монастырь устроить».

В канун отъезда батюшки из Финляндии на Родину, собрав около себя некоторых своих «сироток-монахинь», давая им последние наставления, батюшка рассказал им об одном быв­шем ему видении.

«Было это сначала в тонком сне, а потом и наяву, точно я в Предтеченском скиту, где никогда не бывало женщин. Ви­жу, пришла ко мне величественная, красивая женщина. Кто же это, думаю, мог прийти ко мне, убогому? И чувствую — ведь это Сама Царица Небесная! Она Сама ко мне, убогому, пришла!

Стою я, восхищаюсь, умиляюсь, так хорошо мне, радуюсь, ничего не могу сказать, а Она мне говорит: «Сделай мне по­дарок, Я жду от тебя подарок». Я в удивлении думаю: какой же я могу сделать Тебе подарок, Царица Небесная... у меня ничего нет. Молчу... умиляюсь, восхищаюсь, а Она протянула свою ручку и кладет в мою яичко. Что бы это значило? — думаю. Принял из ручки Пресвятой Владычицы яичко, стал молиться, помолился — отдаю Ей его обратно. Владычица приняла его, будто я так и сделал как надо. Понял я тогда, что вас, кого Она ко мне привела, я должен Ей вернуть. Вы — вот Ей мой подарок.