Беседы великих русских старцев. О Православной вере, спасении души в различных вопросах духовной жизни - [219]

2 июля 1909 г.

14 мая в воскресенье на литургии читалось Евангелие вос­кресное и пророку Елисею (см.: Лк. 4, 22-30). Это Евангелие кончается словами: Он же (то есть Иисус Христос) прошед посреде их, идяше.

Когда я вечером пришел к батюшке на откровение и бла­гословение, то он очень неожиданно для меня спросил:

— Вы помните, какое сегодня читалось Евангелие?

— Простите, батюшка, забыл.

— Там говорилось, что евреи разъярились на Господа, возвели Его на гору да быша Его низринули. Он же прошед посреде их, идяше. Что же это значит? По отношению к Гос­поду Иисусу смысл ясен, то есть что иудеи до того разъярились на Него, что хотели Его сбросить с горы, но Он, пройдя среди них невредимо, пошел далее своим путем. А по отношению к нам это имеет другой смысл, а именно: разъяренные евреи обо­значают страстные помыслы, которые тщатся ввергнуть нас в бездну. Но ум наш проходит сквозь них невредимо, и, пройдя, оставляет их сзади себя, и идет вперед и вперед, приближаясь к Горнему Иерусалиму — Царству Небесному. Заметьте, не только проходит сквозь них, но идет и далее...

Георгий, Задонский Затворник, пишет про себя, что он, еще будучи в миру, был идеалистом, всюду искал красоты. Он и сам был красив. Познакомившись с одной красавицей, он даже сделал ей предложение, на что она согласилась. И ка­жется, в ту же ночь он видит сон: как будто перед ним стоит красавица, каких он никогда не видел, перед которой та, ко­торой он сделал предложение, — ничто. И он в изумлении говорит: «Кто ты? Как твое имя?» — «Мое имя — целомуд­рие», — и он просыпается. «Так вот она где, красота! Ничего мне не надо». — И он удалился в затвор, все презрев.

Да, иногда Господь вразумляет и при помощи чувственных образов. Георгий Затворник в миру искал красоты, но искал там, где ее нельзя найти, не понимал он, что надо искать ее в совершенно ином, а Господь этим сном поставил его на путь истины.

2 августа 1909 г.

Недавно батюшка говорил мне о молитве Иисусовой. Со­чинения епископа Игнатия Брянчанинова необходимы, они, так сказать, азбука, слоги. Сочинения же епископа Феофана Вышенского суть уже грамматика, они глубже. Их даже пре­успевшие читают с некоторым затруднением.

— Недавно один иеромонах, — сказал батюшка, — спра­шивал о молитве Иисусовой и просил меня указать книги. Я ему ответил. Он, видно, хочет познать эту молитву из одно­го чтения. Необходимо познать ее личным опытом, надо при­ступить к ней самому. Молитва Иисусова, — продолжил ба­тюшка, — безбрежное море. Невозможно исчерпать его. Не­возможно всего описать в книгах. Многие начинают, но мало кто кончает. Поэтому мало имеющих внутреннюю молитву. Это великое делание теперь почти совсем забыто... Никто о нем даже не беседует.

Мы слишком отвлеченно думаем об адских муках, вслед­ствие чего и забываем о них. В миру совсем забыли об этом. Диавол всем нам внушил, что ни его (то есть диавола), ни адских мук не существует. А святые отцы учат, что обручение геенны, все равно как и блаженство, начинается еще на зем­ле, то есть грешники еще на земле начинают испытывать ад­ские муки, а праведники — блаженство... только с той разни­цей, что в будущем веке и то и другое будет несравненно сильнее.

26 августа 1909 г.

Мало приходилось писать и редко, времени совершенно нет. На днях батюшка говорил о том, как опасно уходить из монастыря, и в заключение рассказал такие два случая. Пер­вый, кажется, современный, то есть бывший, может быть, лет пять-десять назад.

«Один богатый купец имел сына, этот сын поступил в одну из святых обителей, но не ужился в ней и ушел в мир, то есть из чертогов царских — в вонючее болото. Вскоре после ухода он женился и жил с женой и детьми в своем доме. Потом он понял, чего лишился, но было уже поздно. И вот однажды удалось ему как-то достать у старьевщика старый, рваный послушнический подрясник. Принес он подрясник домой и в большие праздники удалялся в самую дальнюю комнату — моленную, надевал этот подрясник и предавался горькому плачу, вспоминая свое житие в святой обители.

И вот еще: однажды в баню пришел какой-то человек с маленьким сыном. Разделись. Отец сел на лавку, а сын все смотрит ему на спину. Тогда отец спрашивает сына:

— Ты что смотришь мне на спину?

— У тебя на спине, папа, какое-то черное пятно.

Тогда отец понял, что невинному чистому младенцу были открыты глаза, и что это черное пятно не что иное, как пара­ман, ибо он прежде был монахом...»

3 сентября 1909 г.

...Недавно, когда я провожал батюшку в монастырь, мы, по обыкновению, зашли на могилы старцев. Поклонившись старцам, батюшка указал рукой на памятник, стоящий прямо за главным алтарем Введенского храма. Потом спросил меня:

— Я вам рассказывал об этом памятнике?

— Нет, — ответил я.

— Ну, так вы напомните мне как-нибудь, я вам расскажу.

Недавно я и напомнил батюшке, а батюшка мне рассказал следующее: «Давно это было, кажется, еще при старцах отце Льве и отце Макарии. Однажды в Оптину приехала моло­денькая девушка именем Варвара, красавица собой. Ей очень понравилась Оптина. Но все же нужно уезжать, и она поехала со своей матерью из Оптиной. Едут, а по дороге из Козельска несут на кладбище гроб. В гробу лежит молодая девушка.