Беседы великих русских старцев. О Православной вере, спасении души в различных вопросах духовной жизни - [213]

Такого человека он вводит в грех без всякой борьбы, как обыкновенно он действует в миру.

Наконец он решается возвратиться к тому человеку, из которого он исшел, и приходит... Когда он исшел из этого человека, человек ощутил умаление борьбы со страстями; они его как бы перестали тревожить. И предался рассеян­ности, перестал внимательно следить за собой, впал в без­печность. Вот в таком-то состоянии и находит его возвра­тившийся диавол. Видя его не готовым к борьбе с собой, пользуясь его безпечностью, диавол идет и берет с собой еще семь духов, злейших себя, и «вшедше живут тут, и бывает человеку тому последняя горша первых»...

Потому всегда надо внимать себе... Не помню хорошо, но как будто батюшка говорил, что такой человек, по утишению скорбей, дал место в себе гордости, это и способствовало тому, что он пришел наконец в такое бедственное положение...

11 января 1909 г. Воскресенье.

9-го числа батюшка дал мне прочитать книгу под заглави­ем: «Откровенные рассказы странника духовному своему отцу».

Сравнительно недавно батюшка рассказал мне следующее:

— Хочу рассказать вам про одного англичанина... Не знаю, занимаются ли современные англичане подобными вопроса­ми... Так вот, однажды сидел этот англичанин и пристально глядел в окно. Вдруг он говорит:

— Теперь мне это понятно...

— Что тебе понятно? — спросила его жена.

— Теперь мне понятно, — сказал он, — как наши тела пос­ле всеобщего воскресения мертвых будут прозрачны.

— Почему же это тебе стало понятно? — спросила его жена.

— Вот, — отвечал он, — я гляжу на стекло и думаю: ведь стекло прозрачно, тогда как его составные части: земля, уголь и другие — вовсе не имеют этой прозрачности. Поэтому и тело человека, обратившееся по его смерти в прах и землю, может, по Божию велению, восстать в ином, нетленном, светлом виде.

12 января 1909 г. Понедельник.

Недавно батюшка рассказал мне следующее:

— Я в гимназии учился хорошо, шел первым по классу. Были у нас тогда полугодовые репетиции. Я сдал все хоро­шо и, приехав домой, размышлял о том, что я буду читать, вообще строил в своей голове различные планы, ибо свобод­ного времени было около двух недель: с 24 декабря по 7 ян­варя. Пришел, сел за стол. Передо мной лежала бумага. Я беру перо и пишу: «Возрождение». Что такое? Какое воз­рождение? И начинаю писать далее: «Давно, в дни юности минувшей...» А было мне тогда всего пятнадцать лет.

ВОЗРОЖДЕНИЕ

Давно, в дни юности минувшей,

Во мне горел огонь святой;

Тогда души моей покой

Был безмятежен, и живущий

В ней Дух невидимо хранил

Ее от злобы и сомненья,

И силой чудною живил.

Но жизнью я увлекся шумной;

Свою невинность, красоту,

И светлый мир, и чистоту

Не мог я сохранить, безумный.

И вихрем страстных увлечений

Охваченный, я погибал...

Но снова к Богу я воззвал

С слезами горьких сожалений,

И Он приник к моим стенаньям

И мира Ангела послал,

И к жизни чудной вновь призвал,

И исцелил мои страданья.

Не чудно ли это? Мне было всего пятнадцать лет, а я на­писал вперед всю мою жизнь.

Сегодня я увидел на столе это стихотворение. Батюшке его кто-то прислал в количестве ста экземпляров, из которых я, с благословения батюшки, взял два.

16 января 1909 г. Пятница.

13-го числа я занимался с батюшкой вечером до 12 часов ночи, а 14-го — до 10 часов, а с 10 до 12 часов мы беседовали.

Много было сказано, не упомню всего. Но что-то святое, великое, высокое, небесное, Божественное мелькнуло в моем уме, сознании во время беседы. Беседа коснулась духовной монашеской жизни, смирения, и высота смирения как бы чуть-чуть показала себя моему внутреннему человеку. Батюш­ка для выяснения монашеской жизни взял пример из жития святого Иоанна Дамаскина. Батюшка передал мне известную историю отсечения и исцеления его руки. Затем батюшка на­чал говорить:

— Когда дамасский калиф увидел, что над Иоанном совер­шилось чудо, то уверовал в Бога, познал невинность Иоанна и предлагал ему прежнее место при дворе своем. Но Иоанн отказался и просил только одного, именно: чтобы пустили его в иноческую обитель. Делать нечего, и калиф отпустил его.

Тогда Иоанн отправился в обитель святого Саввы. Прихо­дит и объявляет о своем желании посвятить себя иноческой жизни. Его, конечно, принимают и отдают в послушание старцу. Старец, принимая его, спрашивает:

— Зачем ты пришел сюда? Ты ищешь чудных откровений, видений, высших таинств? Нет, еще рано, ты недостоин. Сна­чала тебе надо приобрести смирение.

Иоанн же отвечает:

— Одного ищу я — спасения души своей.

— Да, сначала тебе надо приобрести смирение и послу­шание.

— Я на все готов.

— Так, хорошо. Вот тебе послушание: не смей отселе ни­чего писать.

Иоанн ничего не возражал и перестал писать, хотя и не­легко ему это было, ибо он не мог писать и в защиту святых икон. Наконец, он не вытерпел и написал чин погребения, который полностью принят Церковью и до сих пор совер­шается нами. Тогда старец сказал Иоанну:

— Так. Ты ослушался. Иди и чисти за это везде отхожие места.

Иоанн смирился и пошел исполнять новое послушание и, вероятно, немалое время исполнял его.

Так как же вы полагаете? Старец по глупости и грубости наложил на Иоанна таких два тяжких послушания? Великая мудрость была у старца. Смысл всего становится ясным из первых слов, которые сказал старец, принимая Иоанна. Он поставил смирение выше всего, ибо оно поставляет имеюще­го его выше всех. Святые отцы называют смирение ризою Божества. Смирение — первое условие спасения: только им мы и можем спасаться.