Беседы с Vеликими - [155]
А когда выучил, кто-то заказал мне написать заметку на советском языке. Я сидел, тупо смотрел в бумагу и постепенно понимал, что со мной произошла необратимая вещь: я навсегда ушел из прежней советской журналистики. С помощью этого нового языка я смог понять, что существуют другие ценности, другие интересы, другая жизнь.
– Теперь-то ты признанный журналист. В контексте буржуазного русского языка – мэтр, можно сказать. А до этого ты понимал, что способен заинтересовать людей своим творчеством? Было у тебя ощущение, что ты многое можешь в нашей профессии? Это, знаешь, я прочитал текст в «Эсквайре». Там Квентин Тарантино говорит, что он всегда знал, кто он такой. Просто люди вокруг об этом не знали. А вот теперь, спустя годы, узнали. У тебя так было?
– Начну издалека. Когда учился в школе, в последних классах, я летом заработал какие-то деньги. На них купил фотоаппарат «Зенит», самоучители английского, французского и немецкого, а также учебник по автоделу. Друзья меня спросили: «Зачем тебе это?» Я ответил: «Ну как? Я, когда закончу МГУ, стану журналистом, придется ездить в разные страны. Так что я должен знать основные языки, уметь хорошо фотографировать и водить автомобиль».
Народ смотрел на меня с подозрением: «Что он несет? Какие страны, какие языки? Ты что? У тебя с головой что-то!» – «Вы спросили – я ответил. Простая схема. Ну в Нью-Йорк надо, по делу. В Париж». Мне говорят: «Иди проходчиком, урод!» Я опять свое: «Друзья! Отстаньте. Дайте мне спокойно заниматься моими делами. Я ж не мешаю вам играть в футбол. Если пойдете портвейн пить, то я готов. А так – не мешайте».
А они не отстают. Брат двоюродный Леня, старше меня на два года (он меня многому научил в жизни – читать, писать, ругаться матом, кидать ножечки, драться солдатскими ремнями), говорит: «Старик, выбрось это все из головы! Будущее за угольной промышленностью Донбасса! Я тебе как старший брат говорю – иди в политехнический, на горный факультет. Получишь настоящую профессию! Вот я уже тысячу рублей получаю (1975 год. – «РГ»). А пойдешь в писаки – будешь голодранцем с зарплатой 120 рублей. Это не мужская работа!»
Прошли годы. Как ни смешно, я худо-бедно выучил языки. Конечно, говорю на них с акцентом, с нарушением правил, но нагло и бойко. И все три основных языка мне пригодились конкретно! Год я жил в Германии, весь пятый курс там провел – диплом писал. Освоил более-менее культуру, жизнь, язык. У меня там были две любимые девушки – кстати, я не знаю лучшего способа выучить язык, чем этот. В Америке год работал собкором журнала «Столица», в городе Москва, штат Пенсильвания. Время, конечно, в основном проводил в Нью-Йорке, до Манхэттена от моего дома было час тридцать пять езды на машине, это с легким нарушением скоростного режима. А во Франции я, наверно, провел даже больше времени, чем в Америке. У меня там родня, друзья. Права я тоже получил – не гонщик, но езжу как-то, по разным странам. И фотографирую, когда нужно бывает по работе. Карточки мои публикуют в разных журналах, не только в «Медведе». В общем, тот мой план, составленный в школе, последовательно выполняется. Так вот, возвращаясь к твоему сравнению меня с Тарантино, скажу: да, я знал, что буду писать для больших газет и журналов, что съезжу по работе во все страны, которые мне интересны, и буду в ремесле не последним человеком. Насчет регалий все относительно, но одну из премий я получал вместе с классиком журналистики Юрием Ростом: он в номинации «Мастер», а я – «Репортер года». Было, не скрою, приятно попасть с ним в одну компанию.
– Люди, которые тебя давно знают, удивляются: почему ты раньше писал плохие заметки, а потом вдруг стал писать веселые?
– Ха-ха-ха. Они все забыли. Я знаю, о ком ты говоришь. Некоторые из них лично заворачивали мои тексты и требовали зажигательных репортажей про отчеты и выборы в комсомоле, про передовиков производства и прочую ерунду. А самое лучшее в советское время рубилось! Меня даже однажды уволили из «Комсомолки» (той еще, советской, пафосной) с формулировкой «за профнепригодность». Чем я, кстати, горжусь, ведь великого очеркиста Геннадия Бочарова уволили за то же самое.
Один большой газетный руководитель, снимая очередной мой материал, так комментировал мое поведение: «Ты замахиваешься на святое! Ты пишешь, что рабочие собираются вечерами и изучают экономику, а кандидат экономических наук с ними занимается – для души». Я спрашиваю: «Что тут плохого? Смешная тема – рабочие, вместо того чтобы пить водку, собираются вечером и пытаются понять экономику». – «А какой информационный повод?!» – «Прекрасный повод, – отвечаю, – этого кандидата наук исключили из партии за аморалку, он разошелся с женой». – «Так он аморальный тип!» – «Да нет, он через месяц женился на ней обратно!» «А что такое рабочий урок экономики? Ты понимаешь, что от рабочих кружков один шаг до независимых профсоюзов!» Я говорю: «Во-первых, не понимаю, а во-вторых, и хрен с ними, с независимыми профсоюзами?!» Он мне тогда говорит: «Что ты мне тут дурачка исполняешь?! От независимых профсоюзов один шаг до посягновения на святое! На руководящую роль партии!» Тут я понял, что мне лучше дальше не спорить. И я говорю: «Ну, я хотел как лучше!» – «Ты не понимаешь! Не дай Бог, это вышло бы в печати! Иди быстрей уничтожай гранки! И этого разговора не было! Понял?»
Два циничных алкоголика, два бабника, два матерщинника, два лимитчика – хохол и немец – планомерно и упорно глумятся над русским народом, над его историей – древнейшей, новейшей и будущей…Два романтических юноши, два писателя, два москвича, два русских человека – хохол и немец – устроили балаган: отложили дела, сели к компьютерам, зарылись в энциклопедии, разогнали дружков, бросили пить, тридцать три раза поцапались, споря: оставлять мат или ну его; разругались на всю жизнь; помирились – и написали книгу «Ящик водки».Читайте запоем.
Эта книга — рвотное средство, в самом хорошем, медицинском значении этого слова. А то, что Кох-Свинаренко разыскали его в каждой точке (где были) земного шара, — никакой не космополитизм, а патриотизм самой высшей пробы. В том смысле, что не только наша Родина — полное говно, но и все чужие Родины тоже. Хотя наша все-таки — самая вонючая.И если вам после прочтения четвертого «Ящика» так не покажется, значит, вы давно не перечитывали первый. А между первой и второй — перерывчик небольшой. И так далее... Клоню к тому, что перед вами самая настоящая настольная книга.И еще, книгу эту обязательно надо прочесть детям.
Одну книжку на двоих пишут самый неформатно-колоритный бизнесмен России Альфред Кох и самый неформатно-колоритный журналист Игорь Свинаренко.Кох был министром и вице-премьером, прославился книжкой про приватизацию — скандал назывался «Дело писателей», потом боями за медиа-активы и прочее, прочее. Игорь Свинаренко служил журналистом на Украине, в России и Америке, возглавлял даже глянцевый журнал «Домовой», издал уйму книг, признавался репортером года и прочее. О времени и о себе, о вчера и сегодня — Альфред Кох и Игорь Свинаренко.
Выпьем с горя. Где же ящик? В России редко пьют на радостях. Даже, как видите, молодой Пушкин, имевший прекрасные виды на будущее, талант и имение, сидя в этом имении, пил с любимой няней именно с горя. Так что имеющий украинские корни журналист Игорь Свинаренко (кликуха Свин, он же Хохол) и дитя двух культур, сумрачного германского гения и рискового русского «авося» (вот она, энергетика русского бизнеса!), знаменитый реформатор чаадаевского толка А.Р. Кох (попросту Алик) не стали исключением. Они допили пятнадцатую бутылку из ящика водки, который оказался для них ящиком (ларчиком, кейсом, барсеткой, кубышкой) Пандоры.
Широко известный в узких кругах репортер Свинаренко написал книжку о приключениях и любовных похождениях своего друга. Который пожелал остаться неизвестным, скрывшись под псевдонимом Егор Севастопольский.Книжка совершенно правдивая, как ни трудно в это поверить. Там полно драк, путешествий по планете, смертельного риска, поэзии, секса и – как ни странно – большой и чистой любви, которая, как многие привыкли думать, встречается только в дамских романах. Ан нет!Оказывается, и простой русский мужик умеет любить, причем так возвышенно, как бабам и не снилось.Читайте! Вы узнаете из этой книги много нового о жизни.
Два романтических юноши, два писателя, два москвича, два русских человека — хохол и немец — устроили балаган: отложили дела, сели к компьютерам, зарылись в энциклопедии, разогнали дружков, бросили пить, тридцать три раза поцапались, споря: оставлять мат или ну его; разругались на всю жизнь; помирились — и написали книгу «Ящик водки».Читайте запоем.
Книга о том, как всё — от живого существа до государства — приспосабливается к действительности и как эту действительность меняет. Автор показывает это на собственном примере, рассказывая об ощущениях россиянина в Болгарии. Книга получила премию на конкурсе Международного союза писателей имени Святых Кирилла и Мефодия «Славянское слово — 2017». Автор награжден медалью имени патриарха болгарской литературы Ивана Вазова.
1990 год. Из газеты: необходимо «…представить на всенародное обсуждение не отдельные элементы и детали, а весь проект нового общества в целом, своего рода конечную модель преобразований. Должна же быть одна, объединяющая всех идея, осознанная всеми цель, общенациональная программа». – Эти темы обсуждает автор в своем философском трактате «Куда идти Цивилизации».
Что же такое жизнь? Кто же такой «Дед с сигарой»? Сколько же граней имеет то или иное? Зачем нужен человек, и какие же ошибки ему нужно совершить, чтобы познать всё наземное? Сколько человеку нужно думать и задумываться, чтобы превратиться в стихию и материю? И самое главное: Зачем всё это нужно?
Украинский национализм имеет достаточно продолжительную историю, начавшуюся задолго до распада СССР и, тем более, задолго до Евромайдана. Однако именно после националистического переворота в Киеве, когда крайне правые украинские националисты пришли к власти и развязали войну против собственного народа, фашистская сущность этих сил проявилась во всей полноте. Нашим современникам, уже подзабывшим историю украинских пособников гитлеровской Германии, сжигавших Хатынь и заваливших трупами женщин и детей многочисленные «бабьи яры», напомнили о ней добровольческие батальоны украинских фашистов.
Память о преступлениях, в которых виноваты не внешние силы, а твое собственное государство, вовсе не случайно принято именовать «трудным прошлым». Признавать собственную ответственность, не перекладывая ее на внешних или внутренних врагов, время и обстоятельства, — невероятно трудно и психологически, и политически, и юридически. Только на первый взгляд кажется, что примеров такого добровольного переосмысления много, а Россия — единственная в своем роде страна, которая никак не может справиться со своим прошлым.
В центре эстонского курортного города Пярну на гранитном постаменте установлен бронзовый барельеф с изображением солдата в форме эстонского легиона СС с автоматом, ствол которого направлен на восток. На постаменте надпись: «Всем эстонским воинам, павшим во 2-й Освободительной войне за Родину и свободную Европу в 1940–1945 годах». Это памятник эстонцам, воевавшим во Второй мировой войне на стороне нацистской Германии.