Беседы с Vеликими - [153]

– А как ты прокомментируешь тот факт, что сейчас на факультет журналистики МГУ, который мы с тобой когда-то закончили, из пятерых поступающих – четыре девушки?

– Далеко не все журналисты заканчивают именно журфак. Вообще журналисту неплохо иметь какую-то еще профессию. Великий Аграновский-отец говорил своим сыновьям, Анатолию и Валерию, будущим лучшим журналистам страны: «Друзья, никакого журфака! Вы должны получить нормальные профессии, а потом – если хотите – работайте в газете».

– Что ж ты-то на журфак пошел?

– Потому что у меня нет способностей к точным наукам. Я, конечно, пошел бы в инженеры, я и так много чего изобрел (точнее, повторил ранее сделанные другими изобретения). А если б мне еще высшее техническое образование? Но увы – для этого надо знать физику, математику, иметь усидчивость… С удовольствием пошел бы на медицинский. Но это сколько ж надо тянуть лямку, ходить на занятия, не пропускать, не бухать! В общем, я трезво оценивал свои возможности. А журфак давал шанс таким, как я – неспособным к систематическому общественно полезному труду, – найти место в жизни и хоть что-то делать для людей.

– Тебе не кажется, что много женщин на факультете журналистики – это еще и следствие того, что профессия журналиста перестала быть столь престижной, какой была раньше? К тому же она не очень высокооплачиваемая.

– Да. Сейчас для людей авантюрного плана, инициативных есть бизнес. Они рискуют, идут туда с целью заработать денег. Часто по форме работы это та же журналистика – разговор, общение с людьми, получение информации или ее передача. Только в бизнесе с этого идет серьезная денежная отдача. А репортер получает всего лишь гонорар после публикации – и удовольствие от встречи с интересным человеком.

На мой взгляд, в журналистику идут те, у кого инстинкт самосохранения ниже (соответственно – меньше интерес к большим деньгам), а любопытства – больше. Кто-то может что-то монотонное делать. Или торговать. А кому-то это скучно. Вот они и шли, и идут в журналистику.

– Ты в своей жизни взял, может, тысячу интервью.

– Тысячу?

– Я предполагаю, не меньше. Так вот, ты все-таки говоришь с людьми или по большей части молчишь, слушаешь?

– Наверное, больше говорю. Надо рассказывать людям истории, чтобы они тоже в конце концов заговорили. Вот, например, недавно в разговоре с писателем Сорокиным я вынудил его ответить на вопрос, как он ел говно и какой был вкус.

– А он ел говно?

– Пробовал. Детское. Но мы сейчас о другом. Чтобы люди не прогоняли тебя после подобных вопросов, чтобы отвечали на них – желательно, правду, – а для этого необходимо с ними говорить. Рассказывать о себе. Интервью я начинаю с каких-то историй, которые хоть как-то касаются жизни этого персонажа… Он слушает, где-то ему смешно становится, где-то его цепляет. В итоге мы начинаем уже менее официально говорить о его делах, его отношении к жизни, о каких-то человеческих вещах.

Забавно разговаривать с бизнесменами. Они до последнего не верят, что их жизнь, их внутренний мир тебе действительно интересны. И не случайно. Потому что, если всерьез, жизнь бизнесмена тускла и уныла… Отчего они то спиваются, то покупают себе гарем, то едут к черту на рога? Потому что жизнь их часто – всего лишь переливание из пустого в порожнее. По большому счету они всего-навсего находят место, где стоит сейф А, в котором лежит пятьдесят кило денег, и дальше тратят свою жизнь, интеллект, свою молодость на то, чтобы эти самые пятьдесят кило денег лежали не в сейфе А, а в сейфе Б. Это ж можно застрелиться от тоски!

– Тут ты сам себе противоречишь.

– Где противоречие?

– Ты говоришь, люди талантливые, ищущие, целеустремленные…

– Я не применял таких терминов!

– Ну ладно, скажем – более инициативные; они идут в бизнес, а люди, недостаточно приспособленные к наукам, к реальному общественно значимому труду, идут в журналистику и счастливы тем, что в силу своей профессии могут прикасаться к тем, другим, способным и инициативным. Но затем, по-твоему, получается, что те, кто пошел в журналистику, живут интересно и разнообразно, а те, кто оказался в бизнесе, живут неинтересную жизнь. Так получается?

– Да. Потому что они тратят лучшие годы жизни на перемещение в пространстве пачек резаной бумаги с приятным запахом светло-зеленой типографской краски. Не очень увлекательно. Результат, конечно, приятен, а процесс? Это как любить детей, а от процесса их изготовления не получать никакого удовольствия… И вот попавшие в такую ситуацию люди ставят перед собой вопрос: «Хоть что-то должно быть у меня в жизни веселое? Почему я, как мудак, бесконечно сижу в офисе и провожу время с людьми, веду с ними беседы, по существу, лишь о том, чтобы перекладывать пачки дензнаков из одного сейфа в другой?» И вот они начинают придумывать для себя хобби, заводить самолеты личные, ездить на квадроциклах, проигрывать в казино, купать девиц в шампанском (сам видел). И вот здесь водораздел – интересны тебе эти люди вокруг или нет? Если не интересны, ты будешь смотреть на них пустыми глазами и думать только об одном: «Когда это кончится, когда вы отдадите мне мои бабки, чтоб я забыл о вас думать? И сделал что-то для себя, хоть как-то порадовался бы жизни?»