Беседы о литературе: Восток - [20]
Ложь. Вот что, быть может, страшнее всего. Ложь чрезвычайно пугает Андре Жида, писателя, который сознательно выбрал свои крайне «левые» взгляды, который пришел в коммунистическое движение для того, чтобы защищать интересы простых людей.
А вот как проявляется ложь в Советском Союзе: «Обсуждаются проекты новых зданий… Архитектор предлагает план квартиры. “Это что за помещение?” – “Комната для прислуги”. – “Прислуги?.. Вы же хорошо знаете, что теперь прислуги нет!” И, поскольку в теории прислуги больше не существует, это отличный повод, чтобы заставить ее спать в коридоре, на кухне – где угодно. Какое это было бы признание: предусмотренная специально комната для прислуги! И если в СССР она [прислуга] всё же есть, то тем хуже для нее». Рабство – в том случае, когда громогласно заявляется о том, что здесь нет никакой эксплуатации, что здесь все равны и что здесь нет ни прислуг, ни горничных, ни кухарок, – становится особенно страшным и невыносимым. Рабство, помноженное на ложь о всеобщем равенстве и всеобщем благоденствии.
Что делать в этой ситуации? Андре Жид говорит, что ему ничто не угрожает. Он иностранец и живет в Париже, и пусть его клеймит газета «Правда». Ему дороже – сказать хотя бы два слова в защиту тех мучеников, которые брошены в тюрьмы. Однако писатель рассказывает о том, как он размышлял о будущей своей книге, еще не покинув пределы Советского Союза. «И уже сердце начинала сжимать неведомая тоска: что скажу, вернувшись в Париж? Как отвечать на вопросы, которых не избежать? Разумеется, от меня будут ждать искренних ответов. Как объяснить, что в СССР мне бывало поочередно (морально) и так холодно, и так жарко? Снова заявляя о своей любви, должен ли я буду скрывать свои опасения и, всё оправдывая, лгать?» Этот риторический вопрос, заданный самому себе, писатель завершает словом «лгать».
Книга Жида все-таки вышла в свет. «Мне не по себе, когда я вижу ложь, – писал он. – Мой долг ее разоблачить». Однако он оказался в то время единственным, кто осмелился так говорить о Советском Союзе. Анри Барбюс написал апологетическую книгу «Сталин», в которой восхвалял этого человека на двухстах примерно ее страницах. Ромен Роллан, один из самых больших писателей Франции того времени, автор «Жана-Кристофа» и «Кола Брюньона», автор великолепной монографии о Бетховене и других книг, несомненно вошедших в историю, Ромен Роллан в личных дневниках писал о советском режиме весьма критически, но в печать давал только восторженные отклики. Так поступали, в общем, и другие писатели, которые считали, что идея социальной справедливости дороже, чем правда о конкретных злоупотреблениях этой идеей и ее извращениях в Советском Союзе. «Чтобы не скомпрометировать идею, надо молчать о конкретных ее извращениях», – так говорил Ромен Роллан. Так считали очень многие писатели, причем не только коммунисты (Роллан коммунистом никогда не был, а Жид был одно время членом Коммунистической партии Франции.) Советский Союз можно только хвалить. О Советском союзе нельзя говорить ничего плохого, потому что, если мы начнем писать о Советском Союзе плохо, это значит, мы будем работать на «правых», это значит, мы будем работать на врагов социальной справедливости, это значит, что мы будем обеспечивать идеологический аппарат «правых» партий, тех политиков, которые печатаются в газете «Фигаро», и так далее.
Так, повторяю, рассуждали современники Андре Жида, но этот писатель выбирает все-таки дорогу истины. Георгий Петрович Федотов был одним из первых, кто купил его книгу в Париже и прочитал ее. «“Возвращение…”, – пишет Федотов, – есть событие в мире моральном. Закрывая книгу, говоришь с облегчением: “Да, в мире не окончательно пропала совесть”». Андре Жид на много лет опередил всех остальных критиков Советского Союза, советского режима, сталинизма, той политической системы, которая была создана после Октябрьской революции.
Это стоило ему очень дорого. Среди передовой французской интеллигенции (напоминаю, что в число этих людей входили и Ромен Роллан, и Анри Барбюс, и Поль Элюар, и многие, многие другие) он оказался изгоем. Одним из резких его оппонентов стал Вайян-Кутюрье. «Нет партии, которая меня держит, – говорит Жид, – …и которая помешала бы мне всему предпочесть истину, даже самой партии. Мне не по себе, когда я вижу ложь. Мой долг ее разоблачить. Я служу истине, и если партия не признаёт ее, тогда я не признаю партию». «Кто-то, может быть, извлечет выгоду из моих писаний – мне этому не помешать. Более того, даже если бы мог, я не стал бы этого делать. Но писать что-либо ради выгоды политической партии – нет, пусть этим займутся другие. При знакомстве я сразу предупредил своих новых друзей-коммунистов о том, что никогда не стану их рекрутированным сообщником, глашатаем на любой случай. “Интеллектуалы-коммунисты должны рассматриваться партией как ‘ненадежный элемент’, на который можно опереться, но которого всегда следует опасаться”, – прочитал я где-то недавно. Ах как это верно! Когда-то я не раз повторял то же самое Вайяну-Кутюрье, но он не желал ничего слышать».
