Беседы и размышления - [31]

Таких учителей указывает опечаленному заботливое Евангелие: это полевые лилии и птицы небесные. Со стороны этих вовсе не дорогостоящих учителей, которым не надо платить ни деньгами, ни унижением, невозможно никакое проявление непонимания, ведь они молчат – заботясь о том, кого гложут заботы. Ведь всякое проявление непонимания связано с речью, точнее, с тем, что речь – и особенно разговор – несет в себе сравнение: так, когда счастливый говорит обремененному заботами: радуйся, – тем самым имеется в виду: как я; и когда сильный говорит: будь сильным, – то подразумевается: как я. Тот же, кто уважает обремененного заботами и его заботы, молчит, подобно друзьям Иова[38], почтительно сидевшим при страдальце молча и этим выражавшим ему свое почтение. Хотя все же они смотрели на него! Но в том, что один человек смотрит на другого, опять же заключено сравнение. Молчавшие друзья не сравнивали Иова с собою: это впервые произошло, когда они оставили почтение (которое они молча воздавали ему) и молчание, чтобы наброситься с речами на страдальца, – но само их присутствие давало Иову повод сравнивать себя с самим собой. Ведь никто из людей не может так присутствовать, хотя бы и молча, чтобы его присутствие не давало никакого повода к сравнению. Это может разве что ребенок – и он как раз в определенном смысле подобен полевым лилиям и птицам небесным; тому, кто страдал, не доводилось ли, когда с ним был только ребенок, часто с умилением чувствовать, что рядом с ним никто не присутствует как свидетель. Что же сказать о полевой лилии! Если ей и дано в изобилии пропитание, она не сравнивает свое благополучие с чужой нищетой; если она и стоит беззаботно во всей своей красоте, она не сравнивает себя ни с Соломоном, ни с самым убогим. И если птица и танцует легко в облаках, она не сравнивает свой легкий полет с тяжелой походкой того, кого гложут заботы; если птица и богаче того, чьи житницы полны, хотя она не собирает в житницы, она не сравнивает свою обеспеченную независимость с положением того, кто терпит нужду, собирая вотще. Нет, там, где лилия красиво цветет, – на поле, там, где птица свободно парит и где она дома, – под небесами, там – вот где искать бы утешения! – царит ненарушимое безмолвие, там никто не присутствует как свидетель, там все убедительно наставляет без слов.

Однако обремененный заботами способен воспринять это наставление, только если его внимание действительно обращено к лилиям и птицам, так что он, наблюдая за ними и их жизнью, забывает сам себя: тогда в этом забвении о себе он сам собою неприметно учится у них тому, что напрямую его касается; неприметно, ведь там царит ненарушимое безмолвие, там никто не присутствует рядом, там обремененный заботами избавлен ото всех свидетелей, кроме Бога, себя самого – и лилий.

Давайте же в этой беседе поразмыслим о том, как обремененный заботами, со вниманием рассматривая полевые лилии и птиц небесных, учится:

довольствоваться тем, чтобы быть человеком.

Посмотрите на полевые лилии, посмотри на них, то есть удели им пристальное внимание, не окидывай их беглым взглядом, но сосредоточенно наблюдай за ними; ведь слово «посмотрите» означает здесь «внемлите» – в том смысле, в каком священник в серьезный и торжественный момент призывает: вонмем же в эти минуты молитвы тому-то и тому-то. Призыв, приглашение посмотреть на полевые лилии здесь столь же торжествен; многие, наверное, живут в большом городе и никогда не видят лилий; многие, наверное, живут в деревне и каждый день равнодушно проходят мимо них; но сколько найдется тех, кто, следуя Евангельскому призыву, со вниманием наблюдает за ними! – Полевые лилии, ведь речь идет не о редких растениях, которые выращивает в своем саду садовник и которыми любуются ценители; нет, выйди в поле, туда, где никто из людей не заботится о заброшенных лилиях и где, однако, столь явственно видно, что они не брошены. Разве не должен быть этот призыв привлекателен для обремененного заботами, ведь он, подобно заброшенной лилии, брошен, лишен признания, внимания, заботы людей, он чувствует себя таковым, пока, внимательно наблюдая за лилиями, не поймет, что он не брошен.

И вот обремененный заботами идет на поле и там останавливается возле лилий. Он не ведет себя как счастливое дитя или ребячливый взрослый: не бегает вкруг да около, ища самую красивую и желая насытить любопытство, отыскав какую-нибудь диковинку. Нет, храня тихую торжественность, он смотрит на них, как они стоят большой пестрой толпой, и одна так же хороша, как другая, – как они растут. Собственно того, как они растут, он, конечно, не видит, ведь то, что человек не способен увидеть, как растет трава, вошло даже в пословицы, но все же он видит, как они растут, то есть как раз потому, что для него непостижимо, как они растут, он видит, что есть лишь Один, Кто знает это с той же доскональностью, с какой садовник знает о выращивании редких растений; Один, Кто каждый день постоянно смотрит за лилиями, как смотрит садовник за редкими растениями; Один, Кто взращивает их. По всей видимости, Он же взращивает и редкие растения садовника, только здесь фигура садовника легко дает повод к заблуждению, тогда как заброшенные лилии, обыкновенные полевые лилии не дают повода к заблуждению никому, кто на них смотрит. Ведь там, где можно видеть садовника, там, где не жалеют никакого труда и никаких средств ради того, чтобы для богача вырастить редкие растения, там, как кажется, немудрено, что они растут; но как могут расти лилии на поле, где никто, никто, никто не ухаживает за ними? И все же они растут.