Бесцели(Р) (сборник) - [13]

Шрифт
Интервал

– Придумают, тоже! Если в переводе, то для людей получается. Как будто и так не ясно. Или по-ихнему, те кто не читает, вроде как и не люди? Вот тебе, думаю, названьице, если не врет, конечно. Вот значит он почему на работе со всеми так! Может это он при мне так удивляется? А на самом деле с тем названием согласен? Значит и меня ты за человека не считал? Хотел было уже злость будить, да передумал. Не он же название это придумал. (Потом я даже съездил, да на бумажку название переписал: HOMO SAPIENS.)

Стал я вроде вслух рассуждать:

– Книг много, а народу то маловато. Больше ходят, чем покупают, – а сам при этом на стаканы показываю.

Он наливать, да смотрю что-то как-то непонятно мне. Сам-то уже не волнуется, а бутылкой как-то в стакан попасть не может. Видимо последствия нервного перенапряжения. Успокоился, и его тут же разбирать стало. Да и речь не та. А сам мою мысль продолжает: – Да не покупают, потому что пишут сейчас х**ню всякую.

Я ему шутя:

– Что ж ты так? Где ж ты слов таких набрался? Ты ж книжки читаешь, там таких слов то не печатают. А он мне:

– Чего? Ты сам-то чего читаешь? Ни разу не встречал? А ну дай!

И книгу у меня из рук выхватил и давай листать. Когда нашёл, чего искал, развернул и (ишь, ты, осмелел!) мне прямо так в лицо суёт.

Именно в лицо (морда у меня с утра была, может вечером опять будет, а сейчас принял самую ту норму, когда все на свое место стало) Читаю, точно. Так прямо и написано: БЛЯДЬ. Кто там эта блядь и почему не важно, но вот она у меня прямо перед глазами. Ну, не врёт!

Выпили мы за эту блядь и вижу, что понимать начинаю, почему на работе его пьяным никто не видел и компаний наших он избегает. И почему говорят, что пьёт только по праздникам, но до упаду. Нормальной бабе, того что мы с ним сейчас выпили, только для аппетита, а он уже и икает и головой встряхивает. Но виду подать не хочет.

И дальше говорить продолжает. Понимает, что слушать он уже не в состоянии. Ему теперь чужие речи любым голосом, как ребёнку сказка на ночь или колыбельная. Ладно, думаю, говори, на сколько сил хватит.

А он вдруг замолчал, видимо ход мыслей потерял, найти не может. Я ему подсказку.

– Если, – говорю, х***ню пишут, так зачем им это надо? О! Кажется, помогло, мысль догнал:

– Как, зачем? Это ж тебе не за станком стоять. Они за книгу знаешь, сколько получают?

Уууу, как тебя развезло! За дома сидеть, да буквы писать деньги платят? Тем, кто на работе пишут, понятно. Полицейским за штрафы, врачам за рецепты, тут не спорю. А он опять книгу раскрывает и мне в маленькие буковки тычет.

– Тираж видишь? Вот тебе начальник наш норму дал, ты ее сделаешь, за нее деньги и получишь. А они за тираж. А тираж разный, а если вообще напишет БЕСЦЕЛИ, то год может *уи валять.

Тут его совсем уж разболтало. Тут уж я сам налил, и говорю:

– Ладно, давай еще по одной и по домам.

Вот ведь ляпнул. Выпили, я обуваться и он обуваться. Я ему:

– А ты куда? Он в туфлю свою ногой тычет и мне снизу, совсем уж еле бормочет:

– Ты же сам сказал по домам. Я ему:

– Так ты же дома! А он удивленно:

– А ты тогда у меня чего делаешь? Ты ж у меня ни разу не был, – и к дверям раньше меня.

Хорошо успел его опередить да в подъезд первым выскочить. Дверь держу, а он ломится, домой просится. Не знаю как он там и чего, потому что чувствую больше не удержу. Я бегом по ступенькам вниз из подъезда да за угол. Может если на улицу выйдет, то там чего сообразит, когда дорогу домой искать надумает.

Я всё ж постоял, подождал. Пока бежал, не слышал, что б дверь хлопала. Вышел он из квартиры, не вышел? Может прямо под дверьми и заснул? А если так, то по какую сторону? Хорошо, если дома. А если на коврике? Перед соседями неудобно. Хоть и день рабочий, да мало ли. К тому же у детей каникулы, носятся то домой то обратно. Увидят, своим родителям вечером расскажут. Ну а там…

Вот и совесть со мной согласна и стыд кивает: «Правильно мыслишь! Вернись, посмотри!»

В подъезд вернулся. Тихо. Но это еще ничего не значит. Может у него болезнь какая редкая и пьяный он не храпит? По лестнице поднялся. Пусто. Вот теперь можно и домой. К нему заходить не стоит. Даже если и под дверью, так не будить же? Вдруг еще одну попытку сделает из дома убежать?

А к себе-то домой мне вроде спешить не зачем. Посидели всего ничего. Я же не думал, что до него алкоголь доходит быстрее мыслей, раз не соображал, где он, да только до дверей сил хватило.

Иду и чувствую, что тревога какая-то внутри. Голову ломаю. От чего бы? Может из-за досочек, да реечек? Пойти поискать? А где? К тому ж может, они все-таки дома спрятаны? Да нет, не то. Тревога другая, необычная. Даже и не тревога, а больше похоже на то, когда лотерейный билет проверяешь. Присел в тенёк, закурил.

И вот ведь ответ где-то рядом, был бы трезвее, сообразил. А тут надо шаг за шагом вспоминать. Когда к нему заходил колотило, но не так. Выпили, только полегчало. После туалета? Опять не то. О книгах заговорили!

Мечтать не вредно

Ну, конечно! Вот оно! Он мне что говорил про тиражи да про деньги от них? Книгу написал и (тут он загнул, конечно) год при деньгах. А почему нет? Он чего сказал: пишут хуюню всякую? К тому же тот столяр Жан в магазине автографы только господам, да дамам раздавал. Что-то ни одного в спецовке я там не видел. А если столяр написал, то неужто и я не сумею? Сумею! Только надо такую, что б не только дамам с господами интересно было, а что б и работягам нашим и старикам со старухами и полицейским, да дворников начальникам и самим дворникам, конечно.


Рекомендуем почитать
КНДР наизнанку

А вы когда-нибудь слышали о северокорейских белых собаках Пхунсанкэ? Или о том, как устроен северокорейский общепит и что там подают? А о том, каков быт простых северокорейских товарищей? Действия разворачиваются на северо-востоке Северной Кореи в приморском городе Расон. В книге рассказывается о том, как страна "переживала" отголоски мировой пандемии, откуда в Расоне появились россияне и о взгляде дальневосточницы, прожившей почти три года в Северной Корее, на эту страну изнутри.


В пору скошенных трав

Герои книги Николая Димчевского — наши современники, люди старшего и среднего поколения, характеры сильные, самобытные, их жизнь пронизана глубоким драматизмом. Главный герой повести «Дед» — пожилой сельский фельдшер. Это поистине мастер на все руки — он и плотник, и столяр, и пасечник, и человек сложной и трагической судьбы, прекрасный специалист в своем лекарском деле. Повесть «Только не забудь» — о войне, о последних ее двух годах. Тяжелая тыловая жизнь показана глазами юноши-школьника, так и не сумевшего вырваться на фронт, куда он, как и многие его сверстники, стремился.


Винтики эпохи. Невыдуманные истории

Повесть «Винтики эпохи» дала название всей многожанровой книге. Автор вместил в нее правду нескольких поколений (детей войны и их отцов), что росли, мужали, верили, любили, растили детей, трудились для блага семьи и страны, не предполагая, что в какой-то момент их великая и самая большая страна может исчезнуть с карты Земли.


Сохрани, Господи!

"... У меня есть собака, а значит у меня есть кусочек души. И когда мне бывает грустно, а знаешь ли ты, что значит собака, когда тебе грустно? Так вот, когда мне бывает грустно я говорю ей :' Собака, а хочешь я буду твоей собакой?" ..." Много-много лет назад я где-то прочла этот перевод чьего то стихотворения и запомнила его на всю жизнь. Так вышло, что это стало девизом моей жизни...


Акулы во дни спасателей

1995-й, Гавайи. Отправившись с родителями кататься на яхте, семилетний Ноа Флорес падает за борт. Когда поверхность воды вспенивается от акульих плавников, все замирают от ужаса — малыш обречен. Но происходит чудо — одна из акул, осторожно держа Ноа в пасти, доставляет его к борту судна. Эта история становится семейной легендой. Семья Ноа, пострадавшая, как и многие жители островов, от краха сахарно-тростниковой промышленности, сочла странное происшествие знаком благосклонности гавайских богов. А позже, когда у мальчика проявились особые способности, родные окончательно в этом уверились.


Нормальная женщина

Самобытный, ироничный и до слез смешной сборник рассказывает истории из жизни самой обычной героини наших дней. Робкая и смышленая Танюша, юная и наивная Танечка, взрослая, но все еще познающая действительность Татьяна и непосредственная, любопытная Таня попадают в комичные переделки. Они успешно выпутываются из неурядиц и казусов (иногда – с большим трудом), пробуют новое и совсем не боятся быть «ненормальными». Мир – такой непостоянный, и все в нем меняется стремительно, но Таня уверена в одном: быть смешной – не стыдно.