Берта Берс. В сетях шпионажа - [3]

— Если вы немедленно не раскроете шкафа, я сама сделаю это!

— Только посмей, я вцеплюсь в тебя зубами!.. Карл! Карл!..

— Я сама крикну Карла, чтобы он связал вам руки и заткнул рот!..

— Заговор!.. Грабители!..

— Несчастная, понимаешь ли ты, что твой муж арестован и, если у него в квартире найдут этот красный портфель, будет повешен…

— Как повешен? — задрожала Марья Николаевна.

— Как… шпион… — отчеканила девушка, сбрасывая шубку и оставшись в ослепительном оранжевом бальном туалете, сверкающем от драгоценных украшений.

— Фрейлейн Берта! — словно не веря глазам, повторила не своим голосом Марья Николаевна.

— Фрау Гроссмихель… Да, Марья Николаевна, сегодня для вас ночь больших открытий: да, это я, бывшая гувернантка ваших детей, подруга жизни вашего мужа… Мужайтесь, нам предстоит спасать Фридриха от петли…

Девушка сделала решительный шаг к кабинету.

Марья Николаевна как загипнотизированная пошла за ней.

Берта подошла к шкафу и привычным движением, зная твердо тайну секретных замков этой сложной немецкой несгораемой кассы, открыла дверцы, выдвинула потайные стенки…

— Не смейте! — хотела крикнуть Марья Николаевна, но голос не слушался.

— Карл! — властно крикнула Берта.

Карл, который не появлялся на отчаянные зовы барыни, на зов Берты словно из-под земли выскочил.

— Возьми этот портфель. Черным ходом так, чтобы тебя никто не видел, выйдешь и пешком, — слышишь ли, не на извозчике — извозчик здесь переодетый сыщик, — не торопясь, отнеси портфель на квартиру Берга… Я поеду в моем автомобиле… Он ждет у подъезда… А в нем… в нем, вероятно, уже ждут меня жандармы… Меня арестуют, обыщут… Но портфеля не найдут…

V. ТАЙНА НЕМЕЦКОГО КЛУБА

Оставшись одна, Марья Николаевна беспомощно упала в кресло и мучительно зарыдала.

Она еще не отдавала себе отчета в случившемся, лишь мало-помалу в сознание стали проникать одна за другой страшные мысли.

Почему Карл, всегда такой раболепно-почтительный, вдруг сегодня так нагло, вызывающе держался, лишь только появилась эта девица?

Откуда вдруг вынырнула эта с позором изгнанная из этого дома немка?

Разве не сам Фридрих настаивал, чтобы ее убрали?

Почему она так властно держится и так богато одета?

Как смеет она лгать на Фридриха, будто он в связи с ней?..

Фридриху некогда заниматься такими глупостями: днем он всегда дома, а ночью — в клубе.

Страсть к картам — единственная страсть, которая доступна Фридриху.

А что за наглость подозревать Фридриха в шпионстве!..

Уж более русского человека встретить трудно!

Он даже обещал подать прошение о переходе в русское подданство, да война помешала, не принимают теперь таких прошений… Но что это за сафьяновый портфель? Страх сжал сердце, и она бросилась к телефону.

— Барышня… пожалуйста… немецкий клуб… Мерси!.. Швейцар?.. Вызовите господина Гроссмихеля… Не приходил?.. Сегодня не был?.. Как не был?… Разве он не каждую ночь в клубе?.. Что вы говорите глупости… Я его жена, и мне он необходим…

Ноги подкосились…

Она услышала страшную истину: Фридрих и вчера и третьего дня не был в клубе.

А ей он соврал, что выиграл вчера три тысячи у Иловайского…

— А господин Иловайский здесь?

Ей ничего не ответили, должно быть, разъединили.

VI. ЕЩЕ ВИЗИТ

Резкий звонок заставил ее вздрогнуть.

Звонили сразу и с парадного хода, и с черной лестницы.

Отпереть некому.

Карла нет, а Мариша спит как убитая.

В кухне — топот шагов и мужские, незнакомые голоса.

Повар отпер. Вошли дворники и какие-то неизвестные.

Один из дворников через коридор прошел в переднюю и отпер парадную дверь.

— Полиция!.. Значит, Берта права. В самом деле, обыск!..

С Марьей Николаевной сделался обморок. Обморок и истерика не остановили обыска, который утонченно вежливым, даже нежным жандармским офицером был произведен самым тщательным образом.

— Сударыня, не откажите в любезности открыть этот стальной шкаф.

Марья Николаевна, как во сне, исполнила просьбу, раскрыла все, выдвинула все самые сокровенные ящики.

— Как и следовало ожидать, — с очаровательной улыбкой сказал жандарм, — обыск не дал никакого результата… Я попросил бы вас только сказать мне, чей это почерк?

Офицер вынул из портфеля конверт с выведенным по-детски крупно адресом.

У Марьи Николаевны отлегло от сердца.

— Это письмо моего восьмилетнего сына Воли. Муж должен был вчера отправить его в Берлин к бабушке…

— Скажите, не под диктовку ли отца писал мальчик…

— Да… это диктант… Бабушка интересуется успехами мальчика в немецком языке, и муж часто посылает ей образчики его диктовки.

— А где муж?

— Сударыня, я надеюсь, что он завтра же будет отпущен…

— Он арестован!..

— Ну, разве это так уже страшно…

— Но за что же!.. За что!.. Ведь я — его жена, урожденная Мордванова, старинная русская фамилия… Мои деды проливали кровь и мой брат на войне… Разве я вышла бы замуж? если бы не знала, как любит Россию Фридрих!.. Разве его жизнь не вся у меня на глазах… Разве я не могу дать голову на отсечение, что никакой политикой он не интересуется… Он знает только карты, — это его страсть, его жизнь…

Горячо прокричала и оборвалась.

VII. БАБУШКА ИЗ БЕРЛИНА

Когда, наконец, непрошеные странные визитеры ушли, Марья Николаевна упала на постель и истерично зарыдала.