Берлинская жара - [40]

— Что это?

— Этический принцип всеобщего сосуществования от доктора Швейцера. Прекрасная утопия.

— А что теперь не утопия, Франс, что?

— Вот Швейцер, он — живет. Подумать только, что именно сейчас, когда мы истребляем друг друга сотнями тысяч, сносим города, мучаем людей в концентрационных лагерях, вот именно в эту самую минуту где-то в габонской дыре он лечит нарыв на ноге черного дикаря, пришедшего к нему из джунглей. Поедем к нему? Станем выхаживать каннибалов, принимать роды у африканок. А что? Совсем не плохое занятие.

— Боже мой, Франс, ты все шутишь.

— В сорок третьем году все этические принципы воспринимаются как шутка.

Она провела рукой по его волосам.

— У тебя прическа не мнется даже в постели.

— Зато у тебя на голове — гнездо.

— Есть пятнадцать минут, чтобы привести его в порядок.

— Больше. Я тебя отвезу.

— И еще веснушки.

— Это от солнца. Осенью они пропадут.

— Тебе идет. Пусть остаются.

— Скажи, кто я? Любовница?

— Остров.

— Остров?

В светло-голубых глазах Дори тихо мерцала печаль.

— Да. Маленький такой островок хорошей жизни.

— Слышишь? Кажется, дверь хлопнула.

— Служанка пришла. — Хартман встал с постели и накинул халат. — Попрошу приготовить нам завтрак.

— Нет времени, Франс.

— Кофе и пара горячих бутербродов с ветчиной. Ветчина, правда, баночная. Успеем. Отсюда до Вильгельмштрассе — минут двадцать пять.

— А мы сидим на Раухштрассе. Там, где было чехословацкое посольство.

— Ага. Ну, это еще ближе.

— Как там мой балбес Отто?

— Осваивает должность пойди-принеси-выйди вон. Пока ничего, справляется.

Вечером они поехали в гольф-клуб в Грюневальд-Форст, где еще работал знаменитый ресторан «Зее» с остэндскими устрицами — и, что удивительно, они по-прежнему были в меню. Там, в гольф-клубе, произошел неприятный инцидент, когда к Хартману, мило болтавшему с Дори за бокалом мозельского вина, прицепился прилично нализавшийся майор из Генерального штаба вермахта, имени которого Хартман не знал, но помнил его в окружении ныне опального начальника штаба абвера, генерал-майора Остера. Майор бесцеремонно плюхнулся за их стол, выставил на него бутылку коньяка, звонко икнул и пожал плечами, как бы извиняясь.

— Пэрдонэ, сеньор Хартман, — с пьяненькой улыбкой выдавил он, — надеюсь, не помешал вам и вашей фройляйн. Позвольте представиться, — обратился он к Дори, — Люббе Фридрих. Можно запросто Фриц. Мы приятели с вашим… другом. Правда, Франс?

Хартман изобразил на лице попытку вспомнить, откуда они могут быть знакомы.

— Не валяйте дурака, мы виделись с вами у полковника Зоммерфельда. А, ладно, — отмахнулся майор, — вы же все больше с абвером, с генералами. Вы и сами подполковник, кажется? Оберштурмбаннфюрер. Не ошибаюсь?

— Вы подозрительно много обо мне знаете. — Хартман с гримасой недоумения посмотрел на Дори. — Чем могу быть полезен, майор?

— А ничем, — мотнул растрепанной головой майор, — ничем не можете. Вы же испанец, вам все равно. У вас же Франко, каудильо. Ходят слухи, что в его жилах течет еврейская кровь. Нет? А у нас… — Два пальца майора прижались к верхней губе. — У нас вот это.

— Мне кажется, вам необходим отдых.

— Нам всем необходим отдых! — рявкнул майор. — И он скоро наступит. Уж мы-то с вами отлично это знаем. Я тоже говорил с Гизевиусом. Ему, конечно, легче в Цюрихе… но он там соображает, с кем и чего. Там проще. Вам тоже надо собраться, Франс. Вы позволите так себя называть?

— Знаете, что, Фриц, идите-ка вы дальше, пока не поздно.

— Они боятся говорить ему правду, — заплетающимся языком продолжал майор. — А нас тем временем бьют. И очень больно. А этот, он не слышит ничего. Ему нужны только победы. Пару недель назад мы сдались в Тунисе, а Роммель так и вовсе вылетел в трубу. Когда начинают бить Роммеля, а Кейтелю вешают железный крест на нос, тогда всё! Game over[7], как говорят ваши англичане, дорогой Хартман. Вам сказать, что надо делать?

— Не надо, майор, успокойтесь и возвращайтесь к себе.

— Тсс… Надо убрать главного. И взять всё в свои руки, чтобы в колоде был джокер для наших английских друзей. Вы нам в этом поможете, Франс? Я знаю, что поможете. В СС тоже есть порядочные люди.

Хартману хотелось избежать скандала, он тихо и твердо сказал:

— Идите к дьяволу, майор. Если вы не заткнетесь, этот коньяк я расшибу о ваш лоб.

Майор на миг как будто протрезвел, но только на миг, он вскинул голову с усеянным капельками пота сломанным носом, в глазах отразилось горькое непонимание происходящего, он стал неуверенно подниматься, но потерял равновесие и, сграбастав край скатерти, повалился на пол, увлекая за собой всю стоявшую на столе посуду. Хартман резко встал, швырнул на стол пару купюр, взял Дори под руку и вышел из зала в сопровождении извиняющегося администратора: «Сейчас столько контуженых, господин Хартман».

— О чем он говорил? — удивленно спросила Дори, когда они сели в машину.

— Трудно понять в стельку пьяного человека.

— Ты его знаешь?

— Не припоминаю. Но он меня определенно где-то видел.

— Он назвал тебя по имени.

— Меня и администратор назвал по имени. Но вот я не знаю, как его зовут.

— Отвези меня домой. Завтра мне надо быть на работе на час раньше.