Берлинская лазурь - [9]

Шрифт
Интервал

Очередной порыв ветра бесстыдно задрал ей полы пальто, но она лишь рассмеялась и тут же закружилась, завертелась вместе с вихрем и сухими листьями, будто танцуя под одной ей слышную музыку. «Я хочу пожить здесь, – внезапно подумала она, – очень хочу. Хочу и буду!»

Словно в трансе Лиза шла вдоль реки. Шпрее – так звали здешнюю водяную артерию – в переводе с немецкого – «веселье, шалость, загул». И это было очень под стать городу, который в последние десятилетия снискал себе славу столицы кутежа и фриков.

Она обогнула музейный остров, заполненный туристами, прошла по течению и оказалась в совершенно удивительном месте – на Fischerinsel, Рыбацком острове – природном оазисе в самом центре города. Там, между пришвартованных старинных лодочек, половина из которых была переделана в кафе, а половина просто стояла музейными экспонатами, спрятался кусочек буйной дикой растительности. Несмотря на конец осени, все это богатство не только зеленело, но кое-где еще и цвело. После голой черно-серой Москвы это было похоже на чудо. Сладкий запах прелых листьев, зелени и цветов смешивался с ароматом горящего угля, которым отапливались не только лодочки, но и окрестные дома. Он навевал что-то такое невыносимо прекрасное, что на глаза наворачивались слезы, не те, тоскливые и безысходные, а в кои-то веки приятные. На берегу рос огромный каштан, больше похожий на странное существо, чем на растение. Лет трехсот от роду, втроем не обхватишь. Он совершенно заворожил Лизу. «Ты будешь моим любимым деревом этого города, – сказала она вслух, поднимая с земли зрелый каштан и пряча его в карман, как редкую драгоценность, – а я постараюсь стать твоей любимой девочкой».

Она обошла остров по кругу. Идеальное место для отдыха: удобные лавочки, укромно скрытые в кустах; площадка для игр детей и взрослых со столами для тенниса; итальянский ресторан с оливами в больших горшках; детский творческий центр; школа танцев, бассейн, музыкальная школа. «Вот бы так и поселиться здесь, заиметь крепкую немецкую семью, – бормотала себе под нос Лиза, – ходить тут сперва беременной, сидеть в тени цветущих слив и абрикосов, смотреть на кораблики, затем водить маленьких немецких граждан во все эти кружки, играть с ними на той сказочной площадке с домом на дереве, в выходные сидеть всей семьей за столиками на набережной, выбирая себе гастрономическое путешествие. Итальянская, арабская, индийская, вьетнамская, какая угодно кухня, все тут, все удобно, все под рукой. А жить, например, вот в этом доме, тот панорамный балкончик – чудо же как хорош!»



Буквально кожей она ощутила, как прекрасна и беззаботна могла бы быть здесь ее жизнь. Понятно, что потом все равно всплыли бы какие-то проблемы, но сейчас это казалось ей отличным решением. А что если и правда переехать? Работу она вполне может делать удаленно, и ее зарплата будет неплоха по местным меркам. Сдаваемая квартира в центре с лихвой покроет расходы на аренду нормального жилья здесь, возможно, даже в этом доме. Визу она вполне может сделать учебную, заодно подучить язык. Или вот виза фрилансера, по которой недавно уехал сюда один ее друг. Она знала, людям творческих профессий их дают довольно легко. Берлин сейчас усиленно скупает арт-мозги. Всевозможные творцы бегут сюда на всех парах, вдохновленные здешним бунтарским духом, андеграундной культурной прослойкой и бесчисленными клубами, где границы дозволенного только лишь в твоей голове. Лиза пообещала себе непременно подумать об этом, как только вернется в город ста пятидесяти оттенков серого и идея свалить вновь навалится и займет все место в голове. Ну а теперь пора потихонечку двигаться к дому.

По мосту Янновицбрюкке она пересекла реку, сделав пару приятных фоток, и свернула направо, намереваясь посмотреть остатки Берлинской стены с ее граффити. А на закате, когда уже будет подсвечен Молекулярный человек, нужно будет пройти по знаменитому Обербаумбрюкке, без него не обходился ни один фильм, действие которого происходит в Берлине. Но пока что она шла вдоль обычных панельных коробок советской застройки, недоумевая, как такое может быть в центре германской столицы, а вовсе не в спальном районе Москвы. И на этом контрасте еще сильнее бросилось в глаза нечто весьма странное. С правой стороны на перекладине между домами в воздухе внезапно возник огромный дискотечный шар.

«Боже, какое забавное место», – подумала Лиза, осторожно заходя внутрь и пытаясь понять, где оказалась. Несколько кафешек, пекарня, бар и ресторан, магазинчики, торгующие дизайнерскими штуками, граффити. Казалось бы, ничего особенного, если попытаться описать словами, но в данном случае слова совершенно не справлялись с передачей атмосферы в которой она очутилась: что-то среднее между мастерской художника, сквотом хиппи, рыбацкой деревенькой и небольшим садом. Тут были столы с самодельными стульями и лавками, деревянные настилы у реки, на которых в теплое время года можно сидеть, болтая ногами в воде, беседка, старая лодка под плакучей ивой. Но самым странным было то, что про себя Лиза сразу назвала «алтарем Шута». В гротике, рядом с длинными столами, где сейчас сидело несколько человек (летом там явно яблоку некуда будет упасть), за ограждением восседал игрушечный клоун в золотистой одежде, перед ним горела свеча, а вокруг расположились всевозможные символы практически всех возможных религий. Буддистские четки и христианские иконы, звезда Давида, Дерево Жизни, глаз Гора, ловец снов, голова единорога, не говоря уже о цветах, конфетах, чьих-то фотографиях и записках. «Какое прекрасное безумие! Я тоже должна непременно сделать жертвоприношение», – пронеслось в голове Лизы. Она покопалась в карманах и нашла там шоколадную конфету «Мишка», ну что ж, медведь – это вполне по-берлински. Вот, держи, а я еще вернусь к тебе с подарками. Лиза положила конфету под ноги клоуну, и на мгновение ей показалось, будто тот улыбнулся. Она, конечно, списала это на отблеск света свечи, но тем не менее почти минуту не могла отвести глаз. Этот золотой малыш совершенно заворожил ее, абсолютно не пугая, хоть она вовсе не любила клоунов, а Стивена Кинга, напротив, очень уважала. «Я еще обязательно вернусь, но сейчас мне надо бежать, не скучай тут, пожалуйста!» Лиза махнула ему на прощание рукой и пошла к выходу. Тут еще определенно было на что взглянуть, но время поджимало, она обещала Кате вернуться домой вовремя. К тому же большинство здешних дверей было уже закрыто. Она открыла карту: «До Истсайдской галереи пятнадцать минут быстрым шагом, а там через красивый мост – и бегом в метро. Успеваю».


Рекомендуем почитать
Судоверфь на Арбате

Книга рассказывает об одной из московских школ. Главный герой книги — педагог, художник, наставник — с помощью различных форм внеклассной работы способствует идейно-нравственному развитию подрастающего поколения, формированию культуры чувств, воспитанию историей в целях развития гражданственности, советского патриотизма. Под его руководством школьники участвуют в увлекательных походах и экспедициях, ведут серьезную краеведческую работу, учатся любить и понимать родную землю, ее прошлое и настоящее.


Машенька. Подвиг

Книгу составили два автобиографических романа Владимира Набокова, написанные в Берлине под псевдонимом В. Сирин: «Машенька» (1926) и «Подвиг» (1931). Молодой эмигрант Лев Ганин в немецком пансионе заново переживает историю своей первой любви, оборванную революцией. Сила творческой памяти позволяет ему преодолеть физическую разлуку с Машенькой (прототипом которой стала возлюбленная Набокова Валентина Шульгина), воссозданные его воображением картины дореволюционной России оказываются значительнее и ярче окружающих его декораций настоящего. В «Подвиге» тема возвращения домой, в Россию, подхватывается в ином ключе.


Оскверненные

Страшная, исполненная мистики история убийцы… Но зла не бывает без добра. И даже во тьме обитает свет. Содержит нецензурную брань.


Новый Декамерон. 29 новелл времен пандемии

Даже если весь мир похож на абсурд, хорошая книга не даст вам сойти с ума. Люди рассказывают истории с самого начала времен. Рассказывают о том, что видели и о чем слышали. Рассказывают о том, что было и что могло бы быть. Рассказывают, чтобы отвлечься, скоротать время или пережить непростые времена. Иногда такие истории превращаются в хроники, летописи, памятники отдельным периодам и эпохам. Так появились «Сказки тысячи и одной ночи», «Кентерберийские рассказы» и «Декамерон» Боккаччо. «Новый Декамерон» – это тоже своеобразный памятник эпохе, которая совершенно точно войдет в историю.


Черные крылья

История дружбы и взросления четырех мальчишек развивается на фоне необъятных просторов, окружающих Орхидеевый остров в Тихом океане. Тысячи лет люди тао сохраняли традиционный уклад жизни, относясь с почтением к морским обитателям. При этом они питали особое благоговение к своему тотему – летучей рыбе. Но в конце XX века новое поколение сталкивается с выбором: перенимать ли современный образ жизни этнически и культурно чуждого им населения Тайваня или оставаться на Орхидеевом острове и жить согласно обычаям предков. Дебютный роман Сьямана Рапонгана «Черные крылья» – один из самых ярких и самобытных романов взросления в прозе на китайском языке.


Город мертвых (рассказы, мистика, хоррор)

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.