Береника - [2]

Не обошлось и без того, чтобы некоторые не попрекнули меня этой самой простотой, коей я так упорно домогался. Они полагали, что трагедия, почти лишенная интриги, не соответствует правилам театра. Я узнавал, жалуются ли они при этом на скуку. Мне сказали, что, по их признаниям, они нисколько не скучали, что многие места пиесы их весьма растрогали и что они с удовольствием еще раз посмотрели бы ее. Чего же им в таком случае нужно? Умоляю их быть о самих себе достаточно высокого мнения и не думать, что пиеса, трогающая их и доставляющая им радость, могла быть написана с полным пренебрежением к правилам. Главное правило - нравиться и трогать; все прочие выработаны лишь затем, чтобы выполнять его. Но все эти правила чрезвычайно сложны и мелочны, и я не советую никому разбираться в них: есть ведь дела и поважнее. Пусть уж на нас лежит забота прояснять трудности аристотелевой поэтики, зрителям же да будет уготовано наслаждение сочувствовать героям трагедии и проливать слезы. И да разрешат они мне сказать им то, что некий музыкант говорил македонскому царю Филиппу, {13} утверждавшему, что какая-то из его песен не отвечает правилам: "Да не попустят боги тебя, государь, впасть в такую беду, что тебе пришлось бы разбираться в этих вещах лучше, чем мне".

Вот все, что я могу сказать этим людям, услаждать которых я всегда считал бы славным для себя делом, ибо что до составленного против меня пасквиля, {14} я полагаю, что читатели охотно избавят меня от необходимости отвечать на него. Да и что отвечу я человеку, который и не мыслит вовсе и не способен членораздельно высказать какую-нибудь мысль? Он говорит о протасисе {15} так, словно понимает это слово, и требует, чтобы эта первая из четырех частей трагедии всегда непосредственно примыкала к последней, то есть катастрофе. Он жалуется на то, что слишком хорошее знание правил не дает наслаждаться пиесой. Но если судить по его статье, никогда не бывало жалобы менее обоснованной. По-видимому, он никогда не читал Софокла, которого весьма неоправданно хвалит за "многообразие событий" в его трагедиях, а о поэтике читал только в предисловиях к трагедиям. Но я прощаю ему незнание правил драматургии, поскольку, на счастье читателей и зрителей, он не пытается подвизаться в этом жанре. Я не могу ему простить другого - полного неразумения правил доброй шутки, в то время как каждое свое слово он старается сдобрить шуточкой. Уж не рассчитывает ли он позабавить порядочных людей всяческими "карманными увы", "господами правилами" и невесть каким количеством других низменных ужимок, которые осуждены всеми стоящими писателями, как он сможет убедиться, если когда-либо попытается их читать? Подобная критика - удел нескольких несчастных щелкоперов, которым никогда не удавалось привлечь к себе внимание публики. Они постоянно ждут выхода в свет какого-нибудь произведения, стяжавшего успех, и тогда набрасываются на него - не из зависти, ибо какие у них могут быть основания для зависти, но в надежде, что их удостоят ответа и тем самым извлекут из неизвестности, в которой они так и пребывали бы со своими собственными сочинениями.

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Тит, {16} римский император.

Береника, {17} царица Палестины.

Антиох, царь Комагены. {18}

Паулин, наперсник Тита.

Аршак, наперсник Антиоха.

Фойника, наперсница Береники.

Рутилий, римлянин.

Свита императора.

Действие происходит в Риме, в дворцовом покое между половиной

Тита и половиной Береники.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Антиох, Аршак.

Антиох

Помедлим здесь, Аршак. Ну, что? Тебя дивит

Покоя этого великолепный вид?

В уединенности и пышности красивой

Он тайны цезаря порой хранит ревниво.

С царицей юною, на миг забыв весь свет,

Сюда приходит Тит для сладостных бесед.

Покои цезаря вон тут, за этой дверью,

За той - царицыны. Тебе как другу веря,

Прошу: принять меня уговори ее.

Как ни докучно ей присутствие мое.

Аршак

Что слышу я? Мой царь ей докучать боится?

Ты - бескорыстнейший, вернейший друг царицы,

Востока нашего славнейший из царей,

Ее былой жених? Неужто можно ей

В надежде, что она супругой станет Тита,

Спесивой быть, мой царь, с тобою так открыто?

Антиох

Иди скорей! Одно необходимо мне

С ней побеседовать сейчас наедине.

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Антиох.

Антиох

Ах, обрету ли я уверенность былую?

Решусь ли вымолвить опять: "Тебя люблю я"?

Сдается мне, что нет. Свиданья я страшусь

Не меньше, может быть, чем на него стремлюсь.

Когда она во мне надежду умертвила

И даже речь вести о страсти воспретила,

Я промолчал пять лет и, сколько было сил,

В личину дружества любовь свою рядил.

Невеста цезаря прислушается ль ныне

К тому, кому молчать велела в Палестине?

Он в брак вступает с ней. Разумно ль в этот час

Напоминать о том, что связывало нас?

Что выиграю я от дерзкого признанья?

Оно лишь омрачит минуту расставанья.

Не лучше ли уйти, не домогаясь встреч,

Чтоб о любви забыть иль с горя мертвым лечь?

Нет! В одиночестве терпеть такую муку,

Рыданья подавлять и проклинать разлуку?

Прощаясь навсегда, страшиться гневных слов?

Но разве должен быть ответ ее суров?

Ведь я просить любви, прекрасная, не стану,