Берег динозавров - [33]

— Публика требует вернуть деньги или продолжить представление. Выбирай. Если хочешь проехаться голой на таком ветру, то я принесу им извинения и отправлюсь восвояси.

— Ты ужасен! Ты циник, нахал! В тебе нет ни капли жалости! Я ошиблась в тебе, я думала…

— Прибереги раздумья на потом. Ты идешь со мной?

Она оглянулась и вздрогнула.

— Иду.

Это был голос побежденного.

Я включил свой интерферирующий экран, который сделал нас невидимыми.

— Держись рядом. В какой стороне соседний город?

Она показала, и мы отправились в путь быстрым шагом, удаляясь от толпы, вопившей от изумления и разочарования.

28

Деревня была мрачной, убогой, враждебной и уродливой, впрочем, как и все маленькие городишки, неважно и где существовавшие.

— Ты забыла сообщить о нашем месторасположении, — сказал я.

— Уэльс, близ Лландудно, тысяча семьсот двадцать третий год.

— Да-а… Воля ваша, мадам, но по собственному желанию я бы сюда не рвался, — съязвил я.

Тут в поле нашего зрения попала таверна под вывеской с грубо намалеванной фигурой беременной женщины в слезах и буквами, которые складывались в нечто похожее на «Плачущая невеста».

— Ну, точно под настроение, — заметил я и отключил интерферирующее поле.

Помещение оказалось темным и маленьким. Свет исходил только от огня в очаге и фонаря, висевшего на конце толстой балки. От неровного каменного пола тянуло сыростью.

Других посетителей не было. Горбатый низкорослый старик молча смотрел, как мы взяли стулья и сели за длинный стол под единственным окном, устроенным прямо под самыми стропилами, размером не более квадратного фута и практически непрозрачным от пыли. Наконец, шаркая ногами, горбун подошел, оглядел нас с головы до ног с выражением, в котором не было и намека на доброжелательность, и что-то пробормотал.

— Ну, в чем дело? — рявкнул я.

— Кажется, вы англичане, — проворчал тот.

— Значит, ты еще глупее, чем требуется. Принеси-ка эля, крепкого эля, хлеба и мяса. Горячего мяса и свежего белого хлеба, быстро!

— Он опять забормотал. Я бросил на него угрожающий взгляд и потянулся за воображаемым кинжалом.

— Если ты сейчас же не уберешься, я вырежу тебе сердце и откуплюсь потом от бейлифа!

— Ты что, сошел с ума? — возмутилась было мисс Гейл на английском двадцатого столетия, которым мы пользовались для общения между собой, но я оборвал ее:

— Заткнитесь, мисс!

Она попыталась вознегодовать, но я не дал ей открыть рта, тогда она заплакала. Слезы подействовали, но я не подал виду.

Старик вернулся с кружками, полными жидкого коричневого пойла, которое сходило в этих краях за эль. Ноги у меня замерзли. Из задней комнаты слышались голоса и стук посуды, доносился запах жареного мяса. Меллия чихнула, и я с трудом удержался, чтобы не обнять ее. Высокая старуха, уродливая, как чахлое болотное деревце, выползла из своей дыры и бухнула нам большие оловянные тарелки, хрящевые куски тухлой баранины плавали в застывшем жиру. Я приложил тыльную сторону ладони к своей тарелке — в середине она была холодной, как камень, и только по краям — чуть теплой. Меллия взялась уже за нож — единственный предмет сервировки, украшавший стол, но я сгреб оба блюда и швырнул их через комнату. Старуха завопила и накрыла голову фартуком. Старик появился как раз в тот момент, когда мой рев достиг максимальной силы.

— Мерзавец! Кто, ты думаешь, оказал честь твоему хлеву посещением? Принеси еду, достойную дворянина, негодяй, или я пущу твои кишки на подвязки!

— Это анахронизм, — прошептала Меллия и потерла глаза.

Однако наш радушный хозяин и его карга уже умчались.

— Верно, сказал я. — Но кто знает, может, это я только что придумал это выражение?

Она пристально посмотрела на меня большими, мокрыми от слез глазами.

— Ну как тебе лучше? — спросил я.

Поколебавшись, она чуть заметно кивнула.

— Ну и отлично. Теперь, пожалуй, я могу немного расслабиться и сказать тебе, как я рад тебя видеть.

Она в растерянности пыталась собрать мысли.

— Я тебя не понимаю, Рэвел. Ты все время меняешься. Сегодня — один, завтра — другой, чужой и незнакомый. Каков же ты на самом деле? Что ты из себя представляешь?

— Я уже говорил тебе. Я один из тех, кто занят в Программе Чистки Времени, как и ты.

— Да, но… Ты обладаешь возможностями, о которых я никогда не слышала. Экран, который сделал нас невидимыми, и та штука, которая всех парализовала, и…

— Пусть тебя не волнует такая ерунда. Это для пользы дела, мэм. У меня есть устройства, о которых я и сам не знаю до тех пор, пока они не проявят себя. Это порой сбивает с толку, но укрепляет уверенность в себе, другими словами — воспитывает твердость, которая заставляет нас пробивать себе путь, преодолевая любые препятствия, как из-под земли вырастающие на нашем пути.

Она едва сдержала улыбку.

— Но сначала ты казался таким беспомощным… И позже, на А-П станции…

— И все-таки эта штука сработала. Она-то и доставила нас сюда. Обоих.

Она смотрела на меня так, словно я убедил ее, что все эти чудеса — дело рук какого-то волшебника.

— Ты хочешь сказать, — медленно разлепила она губы, — что мы — часть какой-то тщательно разработанной системы.

— Я рассчитываю, что это именно так, — произнес я.