Бенони - [18]

Бенони и Мак остались вдвоём.

Шум в соседней комнате становится всё громче, взвизгивает одна из женщин, слышен глухой звук падения.

— Ишь, как они там развлекаются, — улыбается Бенони. Таким тоном, будто сам он никогда не принимал участия в подобных развлечениях.

Но Мак ничего не отвечает и не поддаётся на доверительный тон. Он закрывает рояль, дует на крышку и протирает её батистовым носовым платком. Правда, он скорей всего просто хочет показать Бенони, какой это дорогой и редкий инструмент.

— Не хочешь ещё стаканчик? — спрашивает он у Бенони.

— Нет, большое спасибо, — отвечает Бенони.

В соседней комнате громко запевает пекарь. Товарищи шикают на него и говорят, что он пьян. Пекарь громко протестует. Лишь изредка можно различить в общем шуме отдельные голоса.

— Извини, я на минутку, — говорит Мак, — намешай себе ещё стаканчик, я только...

И с этими словами он выходит на кухню. Наверно, чтобы отдать какие-нибудь распоряжения. Он встречает там свою экономку, и Бенони слышит, как он ей говорит:

— Если пекарь устал, бочар и Уле-Мужик могли бы отвести его домой.

Ни одного сердитого слова, ни одного упрёка по адресу злополучного пекаря. Но Бенони, он же парень не промах, он только покачал головой и подумал про себя: Мак разом спроваживает трёх мужиков, а их жёны, между прочим, остаются.

Далее Мак продолжает свой разговор с экономкой:

— Надеюсь, вы будете так любезны и не забудете про воду для моей ванны.

— Да.

Тут только Бенони смекает, что на дворе поздний вечер и что Мак вот-вот уйдёт к себе. Маковы ванны славятся во всей округе, он так часто их принимает, что все о том знают. У него есть пуховая перина и подушка, на них он и лежит преудобно в своей ванне. Вообще, про его ванну рассказывали прелюбопытные вещи, про ванну и про тех, кто помогал ему купаться, и про четырёх серебряных ангелочков на столбиках его постели.

Но когда Бенони собирается попрощаться, Мак снова предстаёт перед ним радушным хозяином и силой заставляет его намешать ещё стаканчик пунша. Они неспешно болтают о всяких пустяках, и Бенони, собравшись с духом, спрашивает, сколько, к примеру, может стоить такой рояль. Но Мак лишь покачал головой и ответил, что в такой вечер он знать не знает никаких цен.

— Но думаю, что немало, — завершает он. — Мои предки никогда не спрашивали про цену, если хотели что-то купить. Например, в маленькой комнате стоит столик розового дерева для рукоделия, он инкрустирован серебром и эбеновым деревом. Ты бы поглядел на него при случае.

Снова появляется экономка и в ужасе докладывает:

— Серебро... нынче не хватает трёх вилок...

— Вот как? — только и отвечает Мак. — Это старая шутка, они любят пугать нас каждое Рождество. В прошлом году нашлись все вилки?

— Да.

— Они привыкли, что я сам нахожу у них вилки. Их это забавляет. Я обыскиваю их у себя в комнате и вершу суд. Такой у нас здесь старинный обычай.

Экономка не успокаивается.

— Якобина и жена мельника помогали мне мыть посуду. А я начала считать серебро, и тут Якобина заплакала и сказала, что это не она. А за ней заплакала жена мельника и тоже сказала, что это не она.

— Так положено, — с улыбкой говорит Мак, — они прямо как дети. А жена пекаря, она случайно не плакала?

— Нет. То есть не знаю.

— У меня наверху всё в порядке?

— Да.

— Тогда пусть ко мне сперва придёт жена пекаря.

Экономка уходит. Мак с улыбкой поворачивается к Бенони и говорит, что теперь у него есть другие заботы кроме того, чтобы сидеть здесь за стаканчиком пунша, что ему теперь надлежит вершить суд и расправу. Ничего не поделаешь, старые обычаи надо уважать.

Бенони прощается, и Мак провожает его до дверей. В коридоре они натыкаются на жену пекаря, та уже спешит к лестнице.

IX

На другой день, когда Бенони ещё лежал в постели, раздался стук в дверь. Он думал, что это его старая служанка, которая по собственному почину начала от большого уважения стучать, прежде чем войти, а потому и ответил не задумываясь:

— Да, да, входи!

Но вошёл совершенно незнакомый человек.

— Доброго утра. Вернее, я должен сказать: с праздником вас.

Пробормотав какие-то извинения, мужчина стянул с головы кожаную шапку. Он был не из здешних, с небольшой светлой окладистой бородкой, худой, длинноволосый, молодой, одним словом.

Бенони полежал, поглядел на него и сказал:

— Пожалуйста, садитесь.

— Спасибо. На дворе до того холодно, — сказал пришелец, — я замёрз. Вот я и подумал, что, может, стоит рискнуть и пойти к Хартвигсену.

Он говорил ясно и чётко, без лишнего подобострастия.

Бенони спросил:

— Ты меня разве знаешь?

— Нет, я просто слышал про вас. Люди мне посоветовали идти к вам.

— А звать тебя как?

— Свен Юхан Чельсен. Я пришёл из города, я там одно время был сторожем, поэтому люди кличут меня просто Свен-Сторож. А так-то я родом с юга.

— А ко мне вы зачем пожаловали?

Бенони не очень твёрдо себе представлял, что такое «сторож», и на всякий случай начал говорить пришельцу «вы».

— А затем, что все как один говорили мне, чтоб я шёл к Хартвигсену. Мне нужна работа и нужны деньги. Не ходи сразу к Маку, говорили люди, иди лучше к Хартвигсену, а уж он похлопочет за тебя перед Маком.