Бенефис - [15]

А к т е р:

И вам удалось сделать это — скажите правду?

И  я  п р и з н а л а с ь:

Не совсем. Не до конца. Как раз потому я искала актера на роль моего героя, — если уж вы взялись за это дело, то должны знать: я хочу, чтобы вы помогли мне понять его до конца.

А к т е р:

Собственно, этого мне и хотелось — получить роль героя, которого не сразу поймешь, а то подчас приходится довольствоваться не то чтобы схемой, а какой-то однозначной маской, постоянной маской, где достаточно подмалевать одну-две черты, чтобы иметь право заявить, что это новый герой и совершенно новая роль. Коли на то пошло, я скорее согласился бы играть просто одну и ту же роль всю жизнь, но роль такого человека… ну, словом, такого героя, который отчасти был бы загадкой, чтобы ее от спектакля к спектаклю разгадывать, расшифровывать, словно заново находить и обдумывать. Чтобы я мог быть им и в то же время не им, дабы тот, кто следит за моей игрою, видел: мой герой таков, потому что я понял его таким, но за этим моим пониманием роли есть еще новые просторы, есть бесконечность, есть возможность постижения новых истин и новых идей — в зависимости от того, в какую герой попадет ситуацию…

И  я  с о г л а с и л а с ь:

Да, вероятно, я и в самом деле не отступалась от этого человека именно потому, что он несет в себе то, что вам надо. Но одно дело — чувствовать, а другое — убедить в том, о чем вы говорите, еще кого-нибудь…

А к т е р:

И опять же: вы меня искали, чтобы я помог вам убедить других, что ваш герой личность, достойная внимания.

Я  о б р а д о в а л а с ь:

Тон разговора у нас с вами стал совсем другим, чем был вначале. Доверия больше, и вроде бы мы немного пригляделись друг к другу, и никто не думает отказываться от ну, скажем, от сотрудничества. Сперва меня раздражал ваш тон и цитаты из всяких известных и неизвестных авторов. Я было подумала даже, что вам значительно больше подошло бы играть совсем другую роль — противоположную той, которая вырисовывается при взгляде на моего героя.

А к т е р:

Вы нашли хороший способ объяснения актеру, как ему приблизиться к герою, — я до некоторой степени должен опровергнуть самого себя, да? А вы не думаете, что и вашему герою может быть присуща некая двойственность?

Я  и с к р е н н е  р а с с м е я л а с ь:

Узнаете его поближе — сами поймете.

Мы поднялись на лифте на восьмой этаж. Я знала эту квартиру даже лучше, чем свою собственную. У себя дома я не всегда могу найти нужную вещь, заброшенную куда-нибудь на шкаф или в другой закуток, а тут я ориентировалась намного лучше. Здесь все было сложено аккуратно и как будто навсегда. У каждого предмета было свое место, нерушимое и удобное для обзора, — я даже знала, на сколько минут спешит в этой квартире будильник, знала жилище моего героя еще до того, как попала сюда впервые, ведь я же сама создала в воображении эту квартиру из трех комнат, не так уж трудно было представить ее себе с новой стандартной мебелью, купленной в кредит, и с телевизором, за который кредит уже выплачен, с телефоном и старинными часами, с книжным шкафом и несколькими только початыми бутылками итальянского вермута и коньяка в баре, со старым креслом-качалкой; здесь спокойно могло бы ужиться все, что по вкусу моему герою, его сыну и снохе, хотя, конечно, мой герой снисходительнее, сговорчивее, чем молодые, он позволяет им собирать эти старые часы, вешать на стены непонятные ему картины их друзей и записывать на магнитофон, который он купил, совсем не те мелодии, которые ему нравятся.

Дверь отворил Богдан. Откровенно говоря, я не предполагала застать его; по моим расчетам, ему полагалось быть на лекциях в институте, и то, что он оказался сейчас с глазу на глаз со мной, немного расстроило меня. Но приходилось приспосабливаться к обстоятельствам.

Сын моего героя смотрел не очень приветливо и гостеприимно; не будь согласия отца на разговоры со мной, он охотно закрыл бы дверь перед моим носом, даже не подыскивая объяснений и не извиняясь, ему недоставало отцовской толерантности и уравновешенности, и этот недостаток искупался разве что очевидным старанием не идти наперекор отцовской воле. «Опять явились надоедать отцу», — говорил его взгляд, а вслух он произнес:

— Заходите, пожалуйста! — И еще: — К тебе, папа!

И вот они стояли друг против друга: мой герой и актер. Что принесет мне эта их встреча, это столь странное знакомство? Актера надо представить как коллегу, не могу же я сказать, кого на этот раз привела в дом, не спрашивая разрешения, вот так, бесцеремонно. Сказать, что это актер, который хочет сыграть моего героя, означало бы поставить Журило в невероятную ситуацию, похожую на бесчисленное количество выдуманных и уже отброшенных мною.

Одна из таких домышленных ситуаций выглядит вот так же чуть мелодраматично, и я должна признаться себе, что более всего жаль расставаться с этим домыслом, жаль отбросить его как не совсем точный, как эффектный, но ненужный ход в шахматной игре:

— Не уходи, Федор. Не уходи.

— Что тебе, Василинка?

— Не уходи, а то закричу. В себе закричу, не в голос, молча, но так, что все у меня оборвется.