Белый ветер - [60]

— В армии двадцать.

— Ну вот видишь, это за считанные месяцы. Успокойся, еще напрыгаешься…

Но чувствовалось, что командир роты доволен своим заместителем. Боеготовность — считал он — главное. А что это за замполит, который прыгает хуже подчиненных?

Но все те прыжки были, по существу, учебными, тренировочными. Теперь предстоял первый, почти что боевой, в условиях учений.

Левашов приметил высокую пышную ель, по лапам которой можно было мягко соскользнуть к земле, не рискуя зацепиться за ветки. Он постарался так направить парашют, чтобы замысел его удался.

Скорость приземления всегда оказывается меньше, нежели думаешь. Он рассчитал правильно. Еловые ветки смягчили удар, не зацепили парашют, и Левашов, коснувшись земли, сумел даже удержаться на ногах.

Огляделся по сторонам. Десантники снимали с деревьев парашюты, помогали застрявшим в ветвях товарищам, приводили себя в порядок, разбирали снаряжение. А сверху, сквозь густую зелень, с треском врывались в лесную тень все новые и новые парашютисты.

Наконец десантирование закончилось, парашюты были собраны и рота выстроилась под деревьями в походную колонну.

…Они шли лесом. Лесом, у которого не было ни конца ни края. Когда Левашов вспомнил перелет и те долгие часы, пока самолет мчал их над зеленым океаном, ему стало не по себе. Тут не то что за неделю, за месяц не выберешься на дорогу. Где-то в этом зеленом массиве притаилась стартовая площадка ракет «противника». Ее следовало отыскать и ликвидировать. Известен был лишь приблизительный квадрат.

Капитан Кузнецов выслал вперед разведку и повел роту по компасу, других приборов не было.

Шли весь вечер, а когда стало совсем темно, остановились на привал. Идти ночью было невозможно, даже днем возникали немалые трудности.

Разбили палатки, развели бездымные, упрятанные в ямы костры, распаковали сухие пайки. Солдаты чувствовали себя бодро, то и дело раздавался смех. Никто еще не устал, новизна учений, жажда приключений возбуждали любопытство первогодков.

Левашов собрал комсгрупоргов. Выпустили боевые листки, которые повесили на деревьях. В них отмечалось мастерство десантников — при таком сложном приземлении ни одного несчастного случая. Рассказывалось о взаимопомощи, находчивости солдат.

Среди других Левашов прочел заметку и о том, как рядовой Рудаков, повиснув на дереве сам, удерживал за стропу товарища, который иначе упал бы с большой высоты, до тех пор, пока не подоспела помощь. Потом он же разыскал в чащобе и в одиночку дотащил в расположение тяжелый контейнер с боеприпасами.

Добросовестный и аккуратный Букреев, приземлившийся одним из первых, снимал по заданию Левашова на пленку все перипетии десантирования и первого перехода. При этом он проявлял недюжинную операторскую выдумку: залезал на деревья, в поисках интересного ракурса ложился на пути следования, так что солдаты едва не наступали на него. Режиссировал лейтенант Гоцелидзе, как обычно, с рвением выполнявший новое поручение.

Поужинали и легли спать.

Левашов обошел посты охранения, а потом долго сидел у входа в палатку.

Сквозь густые ветви лишь иногда пробивались вспышки далеких звезд. Где-то над лесом брела по черному небу луна, но только в одном месте ее голубой свет скользнул к подножию деревьев, разбросал по корням и мшистому ковру жемчужные блики.

Всю ночь лес жил напряженной жизнью. Кричали птицы — назойливо и методично, то громче, то тише, — гудели вокруг невидимые насекомые, однажды вдалеке раздался неясный глухой рык. Медведь? А может, рысь? Захохотал филин, прошелестели чьи-то тяжелые крылья… И деревья все время кряхтели, под редкими порывами ветра шумели листвой, где-то с треском ломалась сухая ветка, где-то падала на землю шишка или один сук задевал за другой. Журчал во тьме невидимый ручеек. И такими густыми, крепкими были запахи в этом ночном лесу — аромат коры, зелени, мха, смолы и соков.

Утром, как всегда, сделали зарядку, умылись в ручье, позавтракали и двинулись в путь. Шли весь день с короткими привалами. Вернулись разведчики, о чем-то доложили капитану. Их сменили новые.

Днем лес выглядел иным. Теперь более резкими стали запахи хвои, смолы, разогретой листвы. Солнце оказалось настойчивей луны, его лучи пробивали зелень, выкладывали на пути десантников золотые ковры, расцвечивали стволы дубов рыжими пятнами, повисали радужной паутиной между деревьев.

Десантники шли бесшумно, по щиколотку утопая во мху.

Было жарко и душно под густыми кронами. В ушах звенело от птичьего гомона. Дневные певуньи были иными, чем ночные. В их щебетании не было таинственности и напряженности, а слышалась бодрость и веселье…

К вечеру люди заметно устали. Тяжелее и медленнее стал шаг, чаще — дыхание.

Капитан Кузнецов приказал остановиться. И опять разжигали в ямах невидимые костры, готовили ужин, с наслаждением растягивались на мягких мшистых постелях.

И опять ночь прошла спокойно. И снова утро, снова в поход.

Во второй половине дня вышли к реке. Это была неширокая, довольно глубокая лесная река. Быстро соорудили плоты, навели канатную переправу и разными способами перебрались на другой берег. Это тоже входило в программу учений.