Белый ветер - [41]
Упражнение закончено.
Один за другим финишируют солдаты, часто, тяжело дышат, приходят в себя, аккуратно укладывают в сумки противогазы, тщательно осматривают автоматы — не повредили ли.
Вот уже слышны шутки. Кто-то над кем-то добродушно посмеивается. Кто-то о чем-то азартно повествует.
Взвод строится. Сейчас лейтенант Гоцелидзе проведет разбор, отметит лучших, укажет на ошибки. Потом, перестроившись в колонну, взвод со строевой песней направится в казарму.
Обычные занятия обычного дня…
Да, размышляет Левашов, многое могут гвардейцы-десантники! Поразительная сила! Неотразимая, все сокрушающая. Он представляет их в грозных, стремительных боевых машинах, в огне и дыму специальной штурмовой полосы, во чреве гигантских самолетов, под белыми куполами, с автоматами в руках, разящих свинцовым дождем врага на земле…
С затаенной гордостью Левашов представил себя вместе с ними в бою. Он верит, что таким не придется долго разъяснять боевую задачу — поймут с полуслова. И не придется беспокоиться, как выполнят. Выполнят! Точно и быстро. Гвардейцев ничто не остановит. Только смерть. Но не так-то просто смерти с такими совладать. Каждый из этих могучих парней в бою поспорит с дюжиной врагов. Ведь каждый и артиллерист, и пулеметчик, и минометчик, и меткий стрелок. Каждый с десятка метров попадает ножом в цель, а не будет у него автомата, пистолета, ножа — он голыми руками справится с врагом. И главное, не растеряется в любой обстановке.
За сотни километров через леса и болота доберется к своим, дни проживет без пищи, долгие часы выдержит в ледяной воде, раскаленной пустыне, на бешеном ветру. Преодолеет горы и реки, любые стены, любое заграждение.
Десантники, словно голубые молнии, поразят противника в самом глубоком его тылу, словно ветер, сметут его с лица земли…
ГЛАВА VI
— Ну что, товарищ Левашов, были на занятиях?
— Был, товарищ капитан, во втором взводе и в третьем. Замечаний не имею.
— Теперь другое, — продолжает капитан Кузнецов. — Предстоит серьезная работа. Апрель. Паводок на носу. Белая хоть вроде бы и не Волга, но иногда сюрпризы преподносит! Наша задача — позаботиться, чтоб с Широким мостом никаких неприятностей не случилось. Мы его уже три года бережем, с самой постройки. Должны уберечь и в этом. Ты Широкий мост знаешь?
— Знаю. Уже приходилось ездить.
— Ну вот, там Белая резко поворачивает. Я бы лично там моста не построил. Надо было раньше думать и подальше смотреть. — Кузнецов вздохнул. — Но раз строители не позаботились, нам теперь их выручать. Так вот, обычно у поворота лед сильно торосится. Наша задача — размельчить его перед мостом, этакий буфер создать, расчистить, чтоб торосы не подсекли мост из-за угла. До сих пор мы с этой задачей справлялись, не оплошаем и теперь. Еще рано, но готовы должны быть в любую минуту. Вас в училище обучали этому? — неожиданно спросил Кузнецов.
— Лед рвать учили, конечно, — ответил Левашов. — В военной обстановке.
— Ну, военная, мирная ли обстановка, какая разница? — пожал плечами Кузнецов. — Разве что сейчас безопаснее, никто в тебя не стреляет, бомб не сбрасывает. Наоборот, даже оцепление милицейское выставляют.
Он помолчал.
— Но ты все же посоветуйся с Русановым, он мужик опытный в таких делах. Потом с людьми побеседуй, с первогодками особенно, они в такой операции еще не участвовали.
Кузнецов думал, что разговор закончился, но Левашов не уходил. Он продолжал стоять у стола. Командир роты вопросительно посмотрел на своего заместителя.
— Товарищ капитан, — неожиданно резко заговорил Левашов, — хочу доложить вам о чепе, случившемся во время лыжного кросса…
— Доложить только теперь? — недоуменно перебил Кузнецов.
— …Рядовой Рудаков, — продолжал доклад Левашов, — нарочно сломал лыжу, чтобы сойти с дистанции. Устал, духа не хватило идти дальше, попытался с лыжни сойти. Я увидел, заставил идти дальше. Тогда он улучил момент и сломал лыжу. Думал, уж теперь-то не заставят. Не вышло! И силы нашел, и к финишу вовремя добрался, и даже похвалили за упорство. Я, честно говоря, больше всех радовался. А потом радист с дистанции мне все и рассказал. Вернулись домой, и тут Рудаков ко мне сам является. Раскаялся. «Места, — говорит, — себе не нахожу. Меня чествуют, а я-то обманщик…» Словом, объяснился я с ним, товарищ капитан, и отпустил его с миром. Говорю: «Раз сам понимаешь, что виноват, и хочешь вину искупить, стань образцовым солдатом».
— И дальше что? — спросил Кузнецов.
— Ничего, — ответил Левашов. — Думаю, что надо поверить солдату…
— Товарищ лейтенант, — Кузнецов говорил негромко, глядя в сторону, словно речь шла о чем-то не очень значительном, — солдат в вашем присутствии совершает почти что дезертирство, иного определения я не нахожу, обманывает вас, своих товарищей, а вы хлопаете его по плечу и говорите: «Служи, гвардеец. Родина вознаградит твои усилия». Так я вас понял?
— Нет, товарищ капитан, совсем не так!
Левашов начал, по собственному выражению, «заводиться», В конце концов, он сам пришел к командиру роты. Поделиться сомнениями, посоветоваться. А тот, и не дослушав толком, уже разносит, да еще с эдакой издевкой. Если раньше Левашов действительно хотел посоветоваться, то теперь, после такой реакции Кузнецова, готов был яростно отстаивать точку зрения, только что казавшуюся ему самому весьма спорной.
