Белый вахтёр - [7]

Пружинисто встаю, расправляю руки, разжимаю ступни и подаюсь грудью вперед, земное притяжение понесло меня вниз. Я умру птицей, несколько быстрых секунд у меня не будет страха, он остался на белом суку, обглоданном смертью.

Но — странное. Руки, ставшие сильными, режут воздух, как масло. Воздушные струи осязаемы и даже видны, я выворачиваю ладони и… взмываю вверх! Пробую оттолкнуться от плотных потоков — и, опять чудо! — поднимаюсь еще выше. Я стал птицей!.. Теперь, когда я парю в вышине (на самом деле медленно, большой спиралью, плыву к земле), я могу оглядеть себя, насколько это возможно в сумеречном свете. Так и есть, у меня вместо рук — крылья; ноги — костыли с когтистыми лапами. Кто я? Орел? Чайка? Ворон? Что-то постоянно летит передо мной. Конечно, это длинный нос тонким конусом. Я — цапля, журавль, аист? Светает. Делаю несколько энергичных махов, и вот уже опять плыву над горами, лесами, реками, полями, поселениями людей. Прислушиваюсь к себе: каким будет мое наипервейшее желание, кроме удивленного любопытства к своему новому статусу? Куда я захочу приземлиться, чего возжелаю? Позовет ли меня болото, чтобы я полакомился лягушкой? Поле, — злаком или зазевавшимся грызуном? … Из этого можно будет сделать вывод, кто же я, что за птица.

И вот, наконец-то! Пролетая над поселением, я хочу сесть на крышу. И хочется мне!.. Мне хочется… ребенка. Может быть, я птица-женщина? От подобного предположения захватывает дух (справлюсь ли я, человек-мужчина, с такой сложной ролью?), — я опять теряю самообладание. Посадка, как я ни пассировал крыльями, получилась жесткой — удар лап о гребень кровли и громкий скрежет когтей по шиферу. Но вместе с этой встряской, извне, приходит успокоение: нет, твое перевоплощение не столь многозначно, просто ты — Белый Аист.

Утром, еще все спали, я сел за компьютер. Вознес пальцы над клавиатурой — и через минуту опустил их. Подобное бывает часто, — своеобразный ритуал (начало произведения: только мысли и пассы). Напишу ли сегодня хотя бы строчку? — не важно. Главное — творение началось.

Через несколько дней я уволился со своей инженерной работы и был зачислен в штат «Золотого ключика». Это было одним из технических условий нашего сотрудничества. Причем, такой вариант немедленно возник, как только я, давая принципиальное согласие, посетовал на свою занятость. Таким образом мне гарантировались условия для творчества. Меня оформили каким-то курьером, с высоким жалованьем и без конкретных обязанностей. В мое круглосуточное распоряжение отдавался грузовой микроавтобус, для этого под окнами моей квартиры был за одни сутки возведен легкий гараж. Раз-два в неделю, по вызову диспетчера, я обязан был приехать в центральный офис «Золотого ключика», получить какие-нибудь пакеты с документами, расписаться в журнале, отвезти груз в назначенное место, сдать, еще раз расписаться. В остальное время я мог использовать транспорт по своему усмотрению без ограничений. Признаться, насчет автомобиля, да еще микроавтобуса, — это было для меня, пожалуй, высшей неожиданностью. Мне напомнили известную фразу: «автомобиль — не роскошь, а средство передвижения». Конкретно для нашего случая — я, оказывается, не должен испытывать никаких бытовых (!) неудобств. Например, как мне простодушно объяснил Буратино, на микроавтобусе гораздо удобнее вывозить семью на уик-энд и прочее. Мне еще раз открылось богатство «Золотого ключика», обстоятельность подходов к рекламе и прочим атрибутам маркетинга, затратность всех, казалось бы, вторичных по отношению к основной деятельности, шагов. В частности, при всей ослепляющей меня искренней благодарности к спонсорам, я не мог не заметить следующее: то, что «популярный писатель», как меня сразу после оформления в штат прозвал Буратино, ездит на хорошей машине с эмблемой «Золотого ключика» (на боках и крыше), есть не что иное, как реклама соответствующему заведению.

Из всего следовало, что я им нужен долгосрочно, — видимо, поэтому такие траты. Причем, не в пресс-центре, где я выглядел бы придворным борзописцем, наймитом. Я должен быть номинально свободным художником, и в то же время, иметь отношение к «Золотому ключику». Значит, действующий заказ Буратин всего лишь первый, то есть не последний.

Еще одно подтверждение моим тактико-экономическим выводам относительно заведения — пример с «популярным писателем». Буквально через несколько дней после того, как нога графомана-неудачника (дань самокритике) коснулась порога «Золотого ключика», сразу несколько рассказов «провинциального таланта» (фраза в мой адрес из радиообозрения «Находки недели») были опубликованы в респектабельном центральном еженедельнике. Это было еще одной счастливой неожиданностью, еще одним сильным удивлением, после которого последовала череда событий уже ожидаемых, что ни коим образом не лишало их принадлежности к чудесному сну — как я только и мог характеризовать то, что со мной приключилось. («При-ключилось»!)

Все мои рассказы, эссе, повести из вышеназванной рукописи — буквально все, — в течение нескольких месяцев были россыпью опубликованы в региональных и центральных изданиях. Меня заметили, обо мне заговорили. Позже вышла моя отдельная книга «Озер голубые глаза», которая разошлась по близлежащим городам и попала там на полки всех книжных магазинов, во все библиотеки. В каждом из этих «окниженных» городов прошли достойные презентации, на которых главные редакторы местных журналов и газет подходили ко мне с бокалами и полуобъятиями: ну черкните и для нас чего-нибудь, не обижайте!.. У меня быстро появилось литературное имя. Разумеется, я понимал, что моя популярность, честнее, моя раскрутка, — один из этапов плана Буратино. Но именно об этом я старался не думать, внушая себе: тебя действительно признают, ты действительно литературный автор, настоящий писатель. Впрочем, до самогипноза дело не доходило за ненадобностью такового, потому как тщеславие имеет собственную убеждающую силу, рано или поздно перекрывающую всякие сомнения.