Белый слон - [24]

Я опустился на алмазный пляж северного побережья. Когда материк станет значком, этот пляж уйдет под Гималаи. Алмазов не станет. Они обнажатся в других местах, но перестанут быть просто песком и камнями. Песчинки и камни окажутся значками, из-за которых начнут убивать. Из-за значков всегда дерутся и убивают, и получается, что убивают сами значки. Которых нет. Которых больше, чем даже песчинок на этом пляже… Я посидел у воды, пересыпая песок из ладони в ладонь, а потом отряхнул ладони и побрёл вглубь материка, прочь от пляжа. Хорошо, что он уйдет под Гималаи. А то ведь жутко подумать, какая свалка могла бы тут произойти спустя сотни миллионов лет.

Я продирался через густые заросли высоченных папоротников, протискивался между жёсткими зелёными стеблями и увязал по щиколотки в жирной хлюпающей земле. Из-под ног, пищ`а, порскало что-то живое. Со всех сторон рычало, ворочалось, чавкало, предсмертно орало, ликующе и трубно возвещало о том, что сумело выжить и вот сейчас насытится.

Потом я брёл, увязая по щиколотки в горячем песке. Что-то живое с сухим шелестом порскало из-под ног и, сухо шелестя, зарывалось по самые кончики дрожащих, звонких от сухости хвостиков. Кто-то огромный, натужно хрустя сухожилиями, полз вдалеке, равномерно вбивая в барханы чугунные тумбы ног, беспорядочно ныряя в песок маленькой головкой на длинной шее и влача бесконечный, как товарняк, чешуйчатый хвост. Трескучий рой диковинных насекомых, с мою ладонь каждое, снялся с гребня ближайшего бархана и завис надо мной, двигаясь одновременно и резко, как вертолёты на смотру, то влево, то вправо.

Вода в реке, которую я переплыл, была жёлтой, вязкой и тухлой, как недоваренный позавчерашний кисель. Потому что в ней тоже жили — по крайней мере, начинали жить.

Отряхнувшись, я вскарабкался по невыветренным базальтовым обнажениям, на цыпочках взбежал по обжигающему лавовому склону и заглянул в кипящий кратер. Гора жила. Я грудью чувствовал, как она ворочается и вздыхает.

Я отпрянул, подпрыгнул и стал подниматься, уклоняясь от свистящих перепончатых крыльев с когтями на концах и от лязгающих рядом крокодильих пастей. Воздух был насыщен жизнью.

Материк жил и собирался жить миллионы лет. Ему не нужно было как-то называться. Я оглядел его сверху, весь. Мне было одиноко. Ни один камешек не был просверлен насквозь, ни один прутик не был гладко обструган и заострён с конца — тоска. Я прищурился одним глазом, протянул руку и пальцем вывел через весь материк невидимое: «Гондвана».

Материк треснул и разломился на пять громадных кусков. Треугольник с алмазным пляжем, поворачиваясь, двинулся навстречу северному материку — они встретились в грохоте горообразования. Вздыбились Гималаи и погребли под собой несостоявшиеся значки.

Хельга сильно сжала мою руку, и я проснулся. Грохот горообразования повторился: в дверь беспорядочно стучали кулаками.

— Кто это может быть? — шёпотом спросил я.

— Не знаю, — шепнула Хельга.

— Не Яков?

Она отрицательно помотала головой и прижалась ко мне.

— Сколько их?

— Я их не вижу! — отчаянно прошептала она.

— Лежи спокойно. — Я бесшумно встал и начал быстро и бесшумно одеваться.

— Есть кто живой? — заорали за дверью и опять грохнули.

— О, Господи, — с облегчением сказала Хельга, соскакивая с кровати. Сегодня же третья суббота — я совсем забыла!

— У вас по третьим? — спросил я.

Она кивнула, уже запахнув халатик, оживила карниз и пошла открывать. Я присел к столу. Субботняя проверка — всего-то навсего. Потерпим. У нас она по вторым субботам месяца, а в этом районе, оказывается, по третьим. Я посмотрел на часы. Было 03.42.

— Крепко спите! — сказали за дверью и шагнули через порог. Их было трое. Никого из них Хельга не «увидела». Хельга видит живое. Колдунья больше, чем ведьма, но бесполезней.

— Служба Консилиума, — представился один из троих, демонстрируя нам с Хельгой значок на отвороте кителя.

Значок… Я усмехнулся и сказал:

— Здравствуйте.

— Здравствуйте, сограждане. Напоминаю: все, что мы увидим и услышим здесь, является врачебной тайной.

Второй сразу же после этих слов подошел к приёмнику над изголовьем кровати, сорвал пломбы, снял кожух и начал там копаться. Третий водрузил на стол ящик с аппаратурой, присел на табуретку и занялся настройкой.

— Хозяйка квартиры вы? — спросил первый, открывая блокнот.

Хельга кивнула.

— Парадонова Ольга Михайловна? — прочёл он.

— Да.

— А вы, сударь? — он повернулся ко мне.

— В гостях, — сказал я. — Тихомиров Виктор Георгиевич.

Первый записал.

— Томич или приезжий?

— Томич.

— Хорошо-о… Профессия?

— Дизайнер-инструментальщик.

— Тво-орческая… — пробормотал он, записывая. — Военнообязанный?

Я кивнул.

— Звание?

— Капитан резерва, десант. ТРДД-4.

— Кома-андный… деса-ант… Четыре?

— Я живу не в этом районе. На северо-востоке.

— Понимаю. Тогда, если не возражаете, начнём с вас. Ещё раз напоминаю: всё, что вы мне скажете, является…

— Врачебной тайной, — закончил я. — Начинайте.

Третий протянул мне обруч, и я надел его на голову.

— Наблюдайте вон за той стрелкой, — сказал первый, — и вы сами увидите, насколько правдивы будут ваши ответы.

— Начинайте, — повторил я. — Быстрее начнем, быстрее закончим.