Белый слон - [14]

— Верю, Иван Васильич, — оборвал я его. — Только я совсем не о том. До свидания.

— Передавай привет Славику, дядя Ваня, — сказала Хельга.

— От кого? — удивился вахтер.

— От одной незнакомой рыжей колдуньи по имени Хельга, — сообщил я, уже привычно беря её под руку. — Ну, мы идём?

— Разве я — рыжая? — осведомилась Хельга, едва мы отошли на несколько шагов от проходной.

— Нет, — усмехнулся я. — Это Ящиц рыжий, ты золотая.

— Ему очень больно, Якову, ты заметил?

— Не обязательно быть колдуньей, чтобы заметить… А он что — тоже падает и горит?

— Он уже упал, но пока что горячий и светится. И никого к себе не подпускает: боится обжечь. У него не только печень болит, у него…

— Знаю, — оборвал я. — Он — парамуширец… Ну вот: обед закончился, и автобуса уже не дождёшься.

— Зачем автобус? Нам же к «Макушину».

— Сказано было: «У Макушина» после пяти… И карточка у меня есть, а вот денег нет, только транспортные жетоны. Кредитку я дома оставил, жене. Я же не дезертировать собирался, а воевать.

— Умиротворять, — уточнила Хельга.

— Это одно и то же.

— Вот ты и проговорился…

Я сдержался. Хотя вообще-то не терплю, когда баба лезет в мужские дела и начинает философствовать… Война — мужское дело. Сейчас его принято называть миротворческой акцией — но кто воевал, тот знает, как это на самом деле называется. Нам ни к чему лицемерить в своём кругу. А то, что я и Хельгу едва не причислил к своим и сказал «воевать», — ну, что ж, немного ошибся. Она хоть и колдунья, а всё равно баба… Очень красивая баба.

— Подождём? — спросил я. — Или пойдём пешком? Время есть.

Хельга не ответила. Кажется, она на меня дулась: не захотел подискутировать о войне и мире, правых и виноватых.

На остановке против Соляного переулка не было ни души. Автобусов на подходе тоже не было. Лишь один, абсолютно пустой, проехал мимо. Причём не просто проехал мимо, а демонстративно газанул, обстреляв нас длинными мазутными выхлопами. Хельга взвизгнула, прячась за мою спину, и я мужественно принял почти весь невыгоревший мазут на свои почти новые брюки. Номер автобуса я, к сожалению, не разглядел.

Сволочь.

Хельга стала оттирать коленку, на которую попало (слава Богу, что не на плащик и что коленки голые, не в чулках), а я пересчитал в кармане жетоны и заглянул в Соляный переулок. Когда-то там частенько стояли свободные пролётки. Сейчас они там тоже стояли, но жетонов у меня, пожалуй, было маловато. Разве что в один конец, а обратно — пешком или на конке.

— У меня кредитка с собой, — сказала Хельга. (Как-то чересчур несмело). — На водку не хватит, но можно взять вина. И не обязательно в центре, здесь оно не намного дороже.

— В Клубе десанта мне дадут за так, под запись, — объяснил я. — И не вина, а водки. Я это уже проделывал, чтобы Ника не знала.

— Твою жену зовут Ника?

— Одна золотая колдунья, очень похожая на тебя, хвасталась, что знает обо мне всё.

— Да, я знаю. Но ведь не словами!

— А-а…

— Виктор, я тебя обидела?

Это была новость. Я даже удивился, и вполне искренне. Но её зелёные глазищи, как ни странно, задавали тот же самый вопрос.

— Святые сновидцы! Чем? Я думал: это ты обиделась.

— Я — нет. Просто он сидел, бедняга, за своим окошечком один-одинёшенек. Сколько людей проходит мимо, и все бегом, и всем некогда. Кто-то остановится послушать про Славика — уже событие. Теперь он сидит и всё себе заново пересказывает. Ты же всё равно никуда не спешил: стоял и думал о Якове…

— Ты про вахтёра что ли? — догадался я.

— Да. Мне показалось, ты из-за него обиделся.

— Нет, Хельга, — я немножко деланно хохотнул. — Я тебя не возревновал! Нет у меня такого права.

— И не надо! — она взяла меня под руку и повисла на локте. — Пошли пешком — я не люблю в пролетках. Лошадкам на этом спуске очень трудно. Особенно, если вниз. У них ноги дрожать начинают: мелко-мелко. А мы никого не везём, мы и пробежаться можем, правда?

…Однажды во сне мой белый слон сказал мне почти то же самое: пожаловался, что на этом спуске с Воскресенской Горки у него начинают дрожать ноги, а бежать он боится, потому что я сижу у него на спине и могу упасть…

— Побежали? — спросила Хельга, когда мы дошли до спуска.

Мы побежали.

Глава 8. Репутация заведения

Клуб десанта занимал почти три четверти старинного особняка на Миллионной. В его узких кривых коридорах с разновысокими полами, стенами метровой толщины и окнами, прорубленными в самых неожиданных местах, можно было заблудиться. Конечно, если ты не десантник, или попал сюда впервые, не имея навыков, необходимых уличному бойцу… Виноват — миротворцу, хотя «уличный миротворец» как-то не звучит.

Ника не любила здесь появляться. Однажды, на заре нашей совместной жизни, я её сюда вытащил. Кажется, была годовщина Ашгабата. Ника вытерпела целых два часа — восемь или девять тостов — и запросилась домой, хотя было и вкусно, и весело. У нас — преотменные повара, мы — презабавные парни, и женщин было на той годовщине много, так что разговоры велись не только мужские. Но к десятому тосту общество обеднело на поручика Тихомирова с супругой: без меня Ника боялась заблудиться… Ну, не любила она этот дом, и всё тут!

И не только Ника. Жёны тут вообще появлялись исключительно редко. Дамы и вдовы — да. Но с жёнами приходить было не принято. Не то, чтобы запрещено, а просто они сами не хотели. Даже скандалить предпочитали где-нибудь в других местах. Ну, в крайнем случае, на крылечке: я, мол, видела, с кем он сюда вошёл, ну-ка подать его мне, а не то я пойду к райкомрезу!..