Белый орел, Красная звезда - [103]

Окончание польской войны привело к четкой демаркации западной границы Советской России. Это событие утвердило ее изоляцию от Германии и остальной Европы. Следовательно, можно утверждать, это было первопричиной и, возможно, важнейшим внешним фактором в экономических, дипломатических и политических попытках выйти из этой изоляции. Это событие стало преградой на пути волны интернационализма в советской политической жизни. Оно дало начало тенденции, которая уже никогда не прекращалась, отделять интересы Советской России от интересов мировой революции, и отдавать приоритет суверенитету советского государства. Это привело к понижению авторитета Коминтерна, Троцкого и большевистских интеллектуалов. Эти отдаленные последствия особенно удивительны на фоне того, что революционная программа, принятая окружением Ленина в конце 1920 года, задумывалась, подобно введению подоходного налога в Британии в 1842 году, всего лишь как временная мера.

Польская война была определяющим фактором в кризисе военного коммунизма и последующем введении ленинской Новой Экономической Политики (НЭП). Летом 1920 года восемь из шестнадцати советских армий были задействованы против Польши. Польская война стала важным, и единственным заграничным, предприятием Красной Армии, которое серьезно подорвало систему “военного коммунизма” через милитаризацию железных дорог, усиление реквизиций, рост потребления запасов и вооружений. Как показал пример Смоленска, система уже не могла отвечать возложенным на нее новым требованиям. Правдой будет и то, что стремительный провал польской кампании осенью 1920 года вызвал шок, не менее опасный, чем уже существовавший до этого хаос. Пока Красная Армия могла выглядеть защитницей России от “польских панов” страдания, вызываемые “военным коммунизмом можно было оправдывать и переносить. Но как только Рижское перемирие было подписано, а следом за тем, в ноябре, был нанесен и “coup de grâce”[360] по Врангелю, вся эта система потеряла смысл. 25 ноября 1920 года раздутый состав Красной Армии подвергся радикальному сокращению; два с половиной миллиона человек, которые были не нужны и которых было уже нечем кормить, отправились по домам. Военный коммунизм исчерпал все свои возможности, и его нужно было заменить чем-то другим. Пока польская кампания еще развивалась и надежды на экспорт Революции были живы, в НЭПе не было нужды; но как только она завершилась провалом, в нем возникла логичная необходимость. Хотя Ленин и воздерживался от введения НЭПа в течение еще нескольких месяцев, он все четче осознавал, что отказ от революционной позиции в вопросах внешней политики неизбежно должен повлечь соответствующие изменения во внутренней политике и экономике. Не было простым совпадением то, что подписание мира с Польшей в марте 1921 года совпало с серьезнейшими дебатами на Десятом съезде партии по поводу введения НЭПа.

Рапалльский договор 1922 года был естественным дополнением НЭПа. Союз с немецкой буржуазной республикой за рубежом был так же непростителен для большевиков, как и союз с крестьянином-собственником у себя дома. Однако, оба эти “союза” были выгодны. Часто забывают, что до подписания Рижского мира нужды в Рапалльском договоре не было. Пока была жива надежда на постройку революционного моста между Россией и Германией, официальный, дипломатический мост не был нужен. Эта надежда рухнула не из-за окончания Гражданской войны, чей благоприятный итог давал большевистскому руководству один единственный шанс на экспорт революции в Германию, а из-за неблагоприятного в территориальном плане итога польской войны.[361]

Польская война неизбежным образом повлияла на эволюцию большевистской партии и Красной Армии. До конца 1920 года “импортные” большевики, вернувшиеся в Россию из эмиграции - Ленин, Троцкий, Зиновьев, Бухарин - полностью доминировали над своими “доморощенными” товарищами. Сталин и его команда, которым в будущем было суждено получить всю полноту власти, играли незначительную роль. После польской войны, когда Советская Россия должна была решать свои проблемы своими, чисто российскими средствами, российский опыт, которым раньше пренебрегали, оказался весьма востребован. При Сталине заграничный опыт постепенно становился пятном; западные знакомства стали признаком неблагонадежности. Логичным итогом этого стала великая чистка 1937-38 годов, когда все выжившие старые коммунисты были безжалостно вычищены, сначала из партии, а затем из армии. Наиболее драматический акт этой истории произошел 5 июня 1937 года, когда Ворошилов, Будённый и Егоров подписали смертный приговор Тухачевскому, Якиру, Уборевичу, Корку, Примакову и еще троим. Чистку пережил, кроме Будённого и Ворошилова, лишь еще один маршал, Тимошенко, их товарищ по Конармии.

Главной жертвой смены курса Советской России стало международное коммунистическое движение. Второй съезд Коминтерна, который в 1920 году задумывался как празднование новоселья Мировой Революции, стал чем-то вроде прощальной вечери. C этих пор коммунистические партии Германии, Франции, Италии и Великобритании, в 1920 году объединившие свои различные фракции в целях укрепления, стали явно игнорироваться. К иностранным коммунистам, получившим пристанище в России, относились без уважения. Польская Коммунистическая рабочая партия собрала богатый урожай сталинской благодарности. Не имея возможности эффективно работать в Польше, в России она постепенно шла к забвению. Ее космополитичный, люксембургистский характер вынуждал ее к контактам с троцкистской оппозицией, что обрекало ее на опалу и запрещение. В 1939 году она перестала существовать, название ее было вычеркнуто из списка коммунистических партий; члены ее Центрального Комитета, за одним важным исключением, были ликвидированы. В 1944 году, когда Красная Армия во второй раз вернулась в Польшу, прекратил существование и сам Коминтерн.