Белый мыс - [57]
– Рабочим и беднякам не за что благодарить господствующий класс. Нам ничто не давалось даром. Малейшее завоевание стоило жестокой борьбы, и если мы хотим жить лучше, чем сегодня, то можем полагаться только на самих себя.
Среди друзей дяди Стена выделялся Сплавщик. Сильный, краснощекий, чуть кривоногий, он много времени провел на материке и перепробовал кучу удивительных профессий.
Нетрудно было поразить островитян, видевших лишь иссохшие ручейки, рассказами о том, как он мчался на плотах вниз по бурным рекам Норрланда и ютился в тридцатипятиградусный мороз в лесном шалаше. И в праздник и в будни Сплавщик носил остроконечную шляпу, заломленную особенно лихим образом, чтобы сразу было видно сезонника с Большой земли.
Дядя Стен очень дорожил его дружбой, хотя они нередко расходились во взглядах.
– Ну как, встряхнул рабочую организацию? – спросил дядя Стен как-то утром, когда Сплавщик пришел попросить у него заступ.
– Вот увидишь – осенью мы опять станем созывать собрания. Нам бы еще тебя заполучить, тогда бы и в этом захолустье закипела политическая жизнь!
– Я никогда не стану реформистом![28]
Дядя Стен прямо-таки выплюнул это слово, как какую-то гадость, а Сплавщик вспылил:
– И до чего же упрямы эти синдикалисты! Хорошо, что ты уехал из Бредвика и тамошняя синдикалистская лига рассыпалась. Зато теперь там во всех муниципальных органах есть рабочие, и это отнюдь не ваша заслуга.
Дядя Стен нахмурился, но голос его оставался спокойным:
– Ты прав, конечно, что нам повредило наше отношение к парламентаризму. Рабочие не могут обойтись одним только левым профсоюзом.
– Ну вот, ты и сам видишь! Социал-демократия – вот наш путь!
– Сомневаюсь… Что нам нужно, так это революционная партия, которая опиралась бы не только на промышленных рабочих, но и на рыбаков и бедных крестьян. Не говоря уже об издольщиках и батраках…
– Черт возьми! Да ты тут незаметно стал коммунистом, после того как ушел с каменоломни!
Дядя Стен сухо усмехнулся:
– Не знаю, совпадают ли взгляды коммунистов с моими, а не худо бы проверить. Ты же работал на материке – может быть, дашь мне адрес кого-нибудь из них?
– Подожди лучше, что покажут выборы в риксдаг![29] – убеждал его Сплавщик. – У нас есть надежда победить правого кандидата, если голоса не расколются, и тогда от Готланда пройдет представитель рабочей партии.
– Знаю я вашего представителя… Его не мешало бы основательно толкнуть влево, чтобы он не спал на ходу, – ответил дядя Стен насмешливо.
– Коммунисты никогда не будут пользоваться влиянием здесь, на Готланде, попомни мои слова!
– Не зарекайся! Ты забыл, что прошло всего четырнадцать лет, как Мандюс и архамрский портной стали раздавать первое в нашем краю предвыборное воззвание против правых? Весь уезд взбудоражили!
– Нет, не забыл. Я сам был в числе тех семи, кто проголосовал за свободомыслящих, хотя, по существу, уже тогда был социал-демократом.
– Мандюс тоже считал себя социалистом, да только, если бы он заговорил об этом прямо, хуторяне растерзали бы его. Вспомни, как Лаурелль и старый Русен натравили их против него за то, что он агитировал за свободомыслящих!
У Сплавщика на лице было написано удивление.
– Уж не хочешь ли ты сказать, что Мандюс социал-демократ?
– Я этого не говорил. Знаю только, что он молодым рабочим на верфях в Стокгольме часто ходил на собрания, где выступал Аугуст Пальм.[30]
Меньше чем через неделю после разговора дяди Стена со Сплавщиком пришла пора Оке отправляться в путь. Бабушка выложила на стол свежевыглаженное белье, и он поспешил уложить его в небольшой серый чемодан. Он уже успел попрощаться с соседями и вырезать свои буквы рядом с буквами Бенгта высоко на стволе старой осины у дороги.
– Через десять лет вернемся сюда и залезем посмотреть, как разрастутся буквы, – обещали они друг другу.
Укладывая маленькую медную рамочку, ту самую, которую он получил, когда пришел в первый раз к Мандюсу, Оке вдруг подумал о Карин Бергман. Она уехала с родителями на лето куда-то за границу.
«Вот тебе для карточки твоей невесты!» – сказал тогда Мандюс и лукаво подмигнул.
Рамка до сих пор оставалась пустой… Оке решил, что надо что-нибудь вставить в нее, и достал старый календарь, выпущенный рабочим издательством. Там он нашел репродукцию аллегорической картины француза Делакруа[31] «Свобода на баррикадах». Календарь был уже основательно потрепан, и Оке без особых угрызений совести выстриг картинку.
В рамке уместились только статная женщина с красной фригийской шапочкой на развевающихся волосах и маленький горнист рядом с ней.
Отделенная таким образом от рвущихся вперед сквозь пороховой дым повстанцев и павших в бою революционеров, Свобода странно видоизменилась. Теперь уже не видно было гордо поднятого над ее головой трехцветного флага, который обычно приковывал к себе взор. Взгляд Оке, горячий, необычно взволнованный, скользнул вниз, к ее нагой груди, и он поспешил спрятать картинку между вещами.
Не сон ли все это, за которым последует внезапное пробуждение? Завтра он уже будет в главном городе страны, с его кипучей жизнью… Громадные здания, красивые мосты, широкие улицы, кишащие людьми и автомобилями, – все, о чем Оке только мечтал и что так смутно представлял себе, он увидит своими глазами.
Книга Тимура Бикбулатова «Opus marginum» содержит тексты, дефинируемые как «метафорический нарратив». «Все, что натекстовано в этой сумбурной брошюрке, писалось кусками, рывками, без помарок и обдумывания. На пресс-конференциях в правительстве и научных библиотеках, в алкогольных притонах и наркоклиниках, на художественных вернисажах и в ночных вагонах электричек. Это не сборник и не альбом, это стенограмма стенаний без шумоподавления и корректуры. Чтобы было, чтобы не забыть, не потерять…».
В жизни шестнадцатилетнего Лео Борлока не было ничего интересного, пока он не встретил в школьной столовой новенькую. Девчонка оказалась со странностями. Она называет себя Старгерл, носит причудливые наряды, играет на гавайской гитаре, смеется, когда никто не шутит, танцует без музыки и повсюду таскает в сумке ручную крысу. Лео оказался в безвыходной ситуации – эта необычная девчонка перевернет с ног на голову его ничем не примечательную жизнь и создаст кучу проблем. Конечно же, он не собирался с ней дружить.
Жизнь – это чудесное ожерелье, а каждая встреча – жемчужина на ней. Мы встречаемся и влюбляемся, мы расстаемся и воссоединяемся, мы разделяем друг с другом радости и горести, наши сердца разбиваются… Красная записная книжка – верная спутница 96-летней Дорис с 1928 года, с тех пор, как отец подарил ей ее на десятилетие. Эта книжка – ее сокровищница, она хранит память обо всех удивительных встречах в ее жизни. Здесь – ее единственное богатство, ее воспоминания. Но нет ли в ней чего-то такого, что может обогатить и других?..
У Иззи О`Нилл нет родителей, дорогой одежды, денег на колледж… Зато есть любимая бабушка, двое лучших друзей и непревзойденное чувство юмора. Что еще нужно для счастья? Стать сценаристом! Отправляя свою работу на конкурс молодых писателей, Иззи даже не догадывается, что в скором времени одноклассники превратят ее жизнь в плохое шоу из-за откровенных фотографий, которые сначала разлетятся по школе, а потом и по всей стране. Иззи не сдается: юмор выручает и здесь. Но с каждым днем ситуация усугубляется.
В пустыне ветер своим дыханием создает барханы и дюны из песка, которые за год продвигаются на несколько метров. Остановить их может только дождь. Там, где его влага орошает поверхность, начинает пробиваться на свет растительность, замедляя губительное продвижение песка. Человека по жизни ведет судьба, вера и Любовь, толкая его, то сильно, то бережно, в спину, в плечи, в лицо… Остановить этот извилистый путь под силу только времени… Все события в истории повторяются, и у каждой цивилизации есть свой круг жизни, у которого есть свое начало и свой конец.
С тех пор, как автор стихов вышел на демонстрацию против вторжения советских войск в Чехословакию, противопоставив свою совесть титанической громаде тоталитарной системы, утверждая ценности, большие, чем собственная жизнь, ее поэзия приобрела особый статус. Каждая строка поэта обеспечена «золотым запасом» неповторимой судьбы. В своей новой книге, объединившей лучшее из написанного в период с 1956 по 2010-й гг., Наталья Горбаневская, лауреат «Русской Премии» по итогам 2010 года, демонстрирует блестящие образцы русской духовной лирики, ориентированной на два течения времени – земное, повседневное, и большое – небесное, движущееся по вечным законам правды и любви и переходящее в Вечность.