Белый мыс - [58]

И еще там есть много молодых людей, которые борются за новую, лучшую жизнь.

Бледнолицый владелец нотного магазина предложил ему место у себя. Обещал комнату и питание, а также небольшие карманные деньги. Со временем, когда он немного освоится с работой, заработок, конечно, возрастет.

– Нельзя сказать, чтобы уж очень хорошие условия. – сказал дядя Стен, – но зато ты сможешь найти себе другую работу, когда пообвыкнешь.

Бабушка с трудом подавляла свою тревогу:

– И как только Оке справится один в таком большом городе?

Дядя Хильдинг, прибывший домой затем, чтобы попрощаться с Оке, не принимал ее волнений всерьез.

– Стокгольм – захолустье по сравнению с Нью-Йорком! Вот куда не так-то просто было явиться отсюда, не зная к тому же ни слова на чужом языке!

– Но зато тебе было уже не пятнадцать лет, и ты знал, что такое городская улица…

– Ничего, справится парень, если в нем есть хоть что-нибудь от старых нурингцев. Отцу как-то раз надоело торчать на Сандэн и рубить там лес, так он соорудил себе небольшую лодку и отправился на ней в одиночку в Стокгольм.

– Ну, не совсем в одиночку, с ним поплыл смотритель маяка с мыса Тернудден, – поправила бабушка. – Они там выгодно продали лодку и вернулись в Висбю на пароходе. Я-то хожу дома и жду, когда он приедет с лоцманской шхуной с острова, а он вдруг появляется и преподносит мне стокгольмский кофе и красивый материал на передник!

Дядя Стен достал из буфета поллитровку и коротконогую рюмку из толстого синего стекла с красивой гранью.

– Единственная памятка, какая осталась у нас от отца, – произнес дядя Хютьдинг задумчиво, рассматривая рюмку на свет.

– Налей парню. Пусть пьет первый по случаю проводов.

Оке сморщился.

– Не заставляй его пить водку, раз не хочет, – вмешалась бабушка.

– Верно, лучше не привыкать к этой гадости, – поддержал дядя Хильдинг.

– Почему же ему не глотнуть из отцовской рюмки, если он стоял на коленях перед священником и тянул вино? – возражал дядя Стен. Он никак не мог забыть спора из-за конфирмации.

Оке проглотил полрюмки, хотя ему страшно жгло горло и на глазах выступили слезы.

– Вот так! Теперь можешь бодро двигаться в путь! – одобрительно воскликнул дядя Стен и крепко пожал ему руку.

Дядя Хильдинг снабдил его последними напутственными советами и хлопнул ободряюще по плечу:

– Счастливо тебе! Ворочай мозгами как следует, не старайся все лбом пробить!

– Автобус уже едет! Все готово? – заторопилась бабушка и выбежала во двор.

Оке мысленно был уже в завтрашнем сказочном дне, но вдруг ощутил бурное желание никуда не уезжать. Бабушка пазом показалась ему такой маленькой и сгорбленной… Лицо ее словно посерело, голос прерывался…

– Мои глупые старьте глаза… Слезятся, да и только! – Она сделала отчаянное и тщетное усилие улыбнуться сквозь слезы. – Мне бы только радоваться, что ты посмотришь на белый свет…

Оке устроился на заднем сиденье и махал бабушке все время, пока видел ее.

– Смотри только, не ошибись пароходом, а не то вместо Стокгольма попадешь в Кальмар! – крикнула она ему вслед и медленно опустила руки.

Бредвикский автобус быстро катился вниз по склону последнего холма Мурет. С одной стороны шоссе росло множество маков. Горящее на солнце алое цветочное поле напоминало мягко развевающийся шелковый стяг. Казалось, вот-вот налетит шторм и знамя взметнется к небу громадным языком пламени. Тогда надо крепко держать его, чтобы не выпустить из рук символ борьбы!

Оке чувствовал себя все еще дома, хотя ни разу прежде не ездил этим путем. Почти на всех дорожных указателях он читал знакомые названия каменоломен и цементных заводов побережья.

Впереди над селом торчала острая церковная башенка, увенчанная черным шпилем. Воняющий бензином автобус подъехал к железнодорожной станции. Без особых приключений Оке купил билет и уселся в вагон. Время отправления уже прошло, а паровоз все еще стоял на месте и тяжело пыхтел. Видно, опаздывает, как обычно, почтовый автобус…

Наконец паровоз тронул вагоны с места. В купе третьего класса, где и так нечем было дышать, ворвался через окна едкий угольный дым. Пассажиры поспешили закрыть окна, и Оке ушел в тамбур. Он не собирался продремать за запыленным стеклом всю свою первую в жизни поездку по железной дороге!

Быстро бежал мимо однообразный лесок, перемежавшийся буроватыми плоскими болотистыми лугами, и Оке не успевал даже составить себе настоящее представление о местах, которые проезжал. Чтобы заставить время идти быстрее, он пел одну мелодию за другой в такт с перестуком колес. Тамбур дергался и грохотал так, что он еле слышал свой голос, и, когда паровоз громким гудком приветствовал появление Висбю, Оке успел охрипнуть.

Вдали призрачным видением возникли серо-белые городские стены. Оке увидел знакомые по многим открыткам и вполне достоверным гравюрам Мандюса характерные зубчатые очертания башен и узкие темные щели бойниц. Черные купола собора тоже полностью соответствовали его представлениям, тем не менее от них веяло чем-то сказочным, нереальным.

Унылый вид давно не ремонтировавшегося станционного здания быстро вернул его к действительности. Крепко сжимая в руке чемодан, Оке вышел на перрон. Поток приезжих направился к обсаженной густыми деревьями аллее; оставалось только следовать за всеми.