Белый морок. Голубой берег - [349]

Спровадив в кладовку под замок и отдав под опеку словакам Олеся Химчука, Ляшенко с Сосновским решили прежде всего взять под тщательнейший надзор Покраша. Вызвали его со двора, куда он выносил Чудина на свежий воздух, и попросили хорошенько вымыть пол, навести порядок в светлице. Пока он, полураздетый, вспотевший, возился со шваброй, Ксендз тайком выслал к порубищу возле Житомирского шоссе Семена Синило с Яковом Новохатским на розыски металлической коробки с загадочными документами, о которой говорил Химчук. Затем отправил в Бантыши недавно сформированную для отправки за линию фронта спецгруппу во главе с Кириллом Колодяжным с приказом закрыть подпольный госпиталь и как можно скорее перевезти всех раненых вместе с семьей Григора Коздобыча в Бугринские леса, а Дришпака — в Корнин, чтобы тот навел справки о Покраше.

В полдень дневальные принесли со Змиева вала в трофейных кесселях наваренного Клавой борща и каши. Проголодавшиеся партизаны поспешили в сенник обедать. Оставив все дела, Ксендз тоже отправился в хату, где хлопотал Покраш. Окинув взглядом убранную светлицу, специально похвалил новичка за хорошую работу и, будто в знак своего особого расположения, пригласил его за стол. Тот, что называется, пионом расцвел от радости, однако Ксендзу показалось, что слишком уж тщательно мыл он, а потом вытирал руки, с подозрительной медлительностью причесывался да подпоясывался. Лишь после того как Федько наполнил миски, нарезал хлеба и все заняли за столом места, Покраш примостился на самом краешке, будто казанская сирота. Как-то украдкой взял ложку, но так и не макнул ее в борщ.

— Ну и постарались сегодня кашевары! Такого вкусного борща с предвоенных дней не доводилось есть, — отведав пищи, не удержался от похвалы Ляшенко.

— В самом деле, сегодня у нас царский обед, — поддакнул ему Федько. — Наверное, это заслуга нового повара, раненого Квачило…

Ксендз склонился над миской, зачерпывая ароматный, наваристый борщ, однако не спускал взгляда с Покраша, который, силясь, жевал корку, для отвода глаз взбалтывал ложкой борщ, явно избегая отведать его.

— А вы почему это брезгуете сегодняшним обедом? — спросил внезапно Ксендз, обращаясь к Покрашу.

Можно было ожидать, что тот от неожиданности вздрогнет, однако он ничем не выдал свою тревогу. Лишь поднял невинно-чистые серые глаза, уставился на Витольда Станиславовича таким неподдельно удивленным взглядом, что тот даже поперхнулся. Но все же выдала Покраша зеленовато-мертвенная бледность, которая вдруг выступила на его лице.

— Так что на это скажете? — Ксендз говорил уже с нескрываемой насмешкой в голосе.

Вместо ответа тот метнулся молнией из-за стола, двумя прыжками достиг дверей — и в сени. Он даже не подозревал, что там давно уже поджидал его тяжелый на руку Довгаль. Одним ударом Матвей пришил Покраша к полу, заломил за спину руки. Тот попытался было вырываться, но сразу же понял тщетность этой затеи и прохрипел в отчаянии:

— Христопродавцы! Мужичье! Вас погибель возьмет!.. И очень скоро… Все вы передохнете, все!

— Его можно сразу к стенке или как? — обратился Довгаль к командирам.

— Запри в погреб. Подождем, пока Дришпак возвратится из Корнина…

— Товарищ Сосновский, как все это понять? — пораженный всем, что произошло, спросил Чудин. — Зачем вы так с парнем?..

— В самом деле, Витольд Станиславович, что все это означает? — удивился и Федько Масюта.

— Так нужно, хлопцы, — ответил Ляшенко. — А пока ешьте борщ, а то остынет… О том, что слышали и видели, забудьте! Ясно?

Ни Чудин, ни Федько, как и подавляющее большинство партизан, так никогда и не узнали, что именно сделал Покраш, как не узнали они и того, что, по расчетам гестаповцев, их сегодняшний обед должен был стать последним в жизни.

Вскоре все приступили к исполнению своих служебных обязанностей, а вот для Ляшенко с Ксендзом наступила пора тяжелых раздумий и невыносимого ожидания.

— Наверное, нужно послать гонца в лагерь. Вдруг там Артем объявился? — предложил Чудин. — Хотя вам не кажется, что пора подумать об эвакуации?

— Если подтвердятся наши подозрения относительно Покраша, этот «маяк» придется навсегда погасить.

— А вы думаете, они могут не подтвердиться?

— Пока не возвратится Дришпак из Корнина, всякие гадания не стоят дырки от бублика. Хотя в принципе вы правы: какие бы вести ни принес Дришпак, в дорогу нужно собираться. И без промедления. Если фашисты располагают сведениями о нашем подпольном госпитале в Бантышах, если они знают отдельные детали только что планировавшейся нами операции, то об этом «маяке» им, безусловно, все известно. И не нагрянули они в гости лишь потому, что не желали преждевременно разоблачить своего агента.

— Итак, вывод напрашивается один: оставаться здесь больше нельзя! По моему мнению, следует сегодня же ночью незаметно перебазироваться за Змиев вал. А у Семенюты оставить секретную засаду.

Придя к соглашению, они сообща разработали план эвакуации «маяка». Прежде всего назначили переносчиков всякого имущества, договорились о порядке и очередности отхода, обсудили персональный состав группы прикрытия, которая должна была впоследствии стать «секретом».