Белый квадрат. Лепесток сакуры - [51]

Когда же ты сам участвуешь в поединке, с тобой происходит странное превращение. Ты словно теряешь себя, словно сбрасываешь часть своей личности, стряхиваешь мишуру, наносное, чуждое. Обнажаются настоящие эмоции, открываются настоящие желания, усиливаются все чувства.

И разум, часто бывающий пленником будничной суеты, очищается, как туманная долина, по которой пронесся свежий ветер. Как слепец, прозревший от касания Бога, ты все видишь четко, ясно, без мглы обмана, тайн и недоговорок. Но важнее всего то, что отступает, уходит самый страшный враг любого человека – самообман. Жалость к себе, желание оградить свой комфорт, не допускать того, что может потревожить, – все это остается за пределами белого квадрата, и, лишившись этого груза, отрекшись от себя, открывшись миру и будучи готовым принять любую судьбу – победу, поражение и даже смерть, в момент боя ты обретаешь какую-то совершенно недоступную ясность сознания.

Виктор ощущал боль от потери Акэбоно и видел все ее острые грани. Видел и то, что во многом он сам виноват. Он, его невоздержанность, нежелание вслушиваться, анализировать и понимать привели к тому, что он не только сам страдал от потери, но и Акэбоно сделал несчастной. Это была его ошибка, ошибка, которую он себе никогда не простит.

Акэбоно поступила мудрее, решив с ним расстаться. Даже если бы у него все удалось из его фантазий и прожектов – какое будущее ждало бы их? Ведь Акэбоно была тропическим цветком и в промерзлой почве Центрально-Черноземного региона России замерзла бы, как тепличная фиалка, чей запах способен оставаться на коже и в самый лютый крещенский мороз.

Фудзиюки осторожно проверил его защиту. Раньше Виктор поспешил бы воспользоваться этим, чтобы совершить бросок или захват. Ему это еще ни разу не удавалось, а потому он просто блокировал наступление Фудзиюки. Тот снова попытался вывести его на активные действия и едва не поплатился за это, ловко избежав захвата.

Спиридонов улыбнулся. Он начинал понимать.

Все приходит вовремя к тому, кто умеет ждать. Как часто мы с нетерпением пытаемся переломить ситуацию в свою пользу, не понимая, что, принуждая других исполнять нашу волю, мы лишь ухудшаем свое положение, закрываем для себя «окно возможностей» и в конечном счете проигрываем. До этого дня Спиридонов не умел ждать. Не умели ждать адмирал Рожественский, адмирал Макаров, адмирал Витгефт. Генерал Куропаткин и генерал Стессель тоже не умели ждать – но по-другому. Они ждали слишком долго. А во всем должна быть мера.

Спиридонов попытался атаковать Фудзиюки почти так, как в тот памятный вечер, когда израненные корабли Небогатова под конвоем японских крейсеров и миноносцев со спущенными флагами шли в японский плен. Почти – потому что он, казалось, был готов к ответным действиям Фудзиюки. Вот только сам Фудзиюки видел это и отреагировал совершенно иначе. Спиридонов почувствовал, что теряет равновесие, ухватил Фудзиюки за пояс, делая шаг назад, заваливая не готового к такому повороту дел учителя на себя. Мгновение – и Фудзиюки, кувыркнувшись через торс Спиридонова, оказался на полу. Он попытался было вывернуться, откатиться, но вместо освобождения попал к ученику в захват. Спиридонов не помнил, как называется его бросок, и не знал названия примененного им захвата, но знал, что любая попытка учителя высвободиться только ухудшила бы его положение.

Это была победа. Первая победа Спиридонова на татами. Хотя самого белого квадрата не было, да он и не нужен был…

– Ну что за молодежь пошла, – проворчал Фудзиюки, поднимаясь с земли, – никакого уважения к старшим… сначала ура-нагэ[36], потом еще и уммэй-джимэ[37]… я вас этому не учил.

Спиридонов, хоть и вышел победителем, поднялся на ноги чуть позже побежденного и тут же поклонился учителю, скрывая улыбку. Фудзиюки шутил, шутил с по-японски непроницаемым лицом.

– Не учил… – повторил Фудзиюки с ноткой грусти. – И впредь уже не буду.

– Почему это вдруг? – опешил Виктор.

– Потому что вы сами уже дзюудоку, – серьезно посмотрел на него Фудзиюки. – Вы победили меня, обладателя высшего дана дзюудзюцу. И это не было случаем, улыбкой судьбы – вы продемонстрировали свое мастерство, и мне хватает мудрости, чтобы поприветствовать рождение дзюудоку-сэнсэй. В Японии вы давно имели бы дан, но здесь вам некому сдавать экзамен и не с кем сразиться, кроме меня. Конечно, вам есть еще чему учиться…

– Да уж, – пробурчал Спиридонов. – У меня впечатление, что все сложилось помимо моей воли, я ведь и названий тех, что вы сказали, не знаю…

– Если бы мастерство заключалось в знании названий, то самым славным дзюудоку был бы писарь Кодокана, – улыбнулся Фудзиюки. – Теперь у вас есть главное. Вы сказали «все произошло помимо моей воли». Это так. А знаете почему?

– Потому что я в дзюудзюцу совсем салага, – рискнул предположить Виктор.

Фудзиюки улыбнулся:

– Я обожаю ваш юмор. Но нет, что вы, совсем не поэтому.

Он задумчиво посмотрел на Спиридонова, но у того сложилось впечатление, что смотрит Фудзиюки Токицукадзэ куда-то дальше… в вечность.

– Просто теперь вы не занимаетесь дзюудзюцу, – сказал он. – Вы живете в нем, а оно живет в вас. Вы знаете, как лучше всего поступить, атаковать, защититься. Вы – дзюудоку!