Белый конь, бледный всадник - [10]

Мистер Хелтон – влажные от пота волосы прилипли ко взмокшему лбу, голубая, в темно-синих подтеках блуза пристала к ребрам – колол дрова. Наколол не спеша, всадил топор в колоду и аккуратно сложил полешки. После чего зашел за дом и исчез в своей лачуге, накрытой, заодно с поленницей, благодатной тенью от купы шелковиц. Мистер Томпсон развалился в качалке на парадном крыльце и чувствовал себя там, как всегда, неуютно. Качалка была куплена недавно, и миссис Томпсон пожелала выставить ее на парадное крыльцо, хотя самое законное место ей было на боковом, где прохладней; мистер же Томпсон пожелал обновить качалку, чем и объяснялось его присутствие на нелюбимом месте. Как только первая новизна пооботрется и Элли вдосталь накрасуется обновкой, быть качалочке на боковом крыльце. А покамест август палил нестерпимым зноем, духота сгустилась в воздухе, впору дыру протыкать. Все вокруг покрылось толстым слоем пыли, хотя мистер Хелтон каждый вечер старательно поливал всю усадьбу. Направляя вверх кишку, смывал пыль даже с верхушек деревьев и крыши дома. На кухню провели воду, и во двор, для поливки, – тоже. Мистер Томпсон, должно быть, задремал, во всяком случае, едва успел открыть глаза и закрыть рот, чтобы не уронить себя перед чужим человеком, который подъехал в это время к калитке. Мистер Томпсон встал, надел шляпу, подтянул штаны и стал смотреть, как приезжий привязывает к коновязи лошадей, впряженных в легкую двуколку. Мистер Томпсон узнал и лошадей, и экипаж. Они были с платной конюшни в Буде. Пока приезжий открывал калитку – прочную калитку, которую несколько лет назад смастерил и навесил на тугие петли мистер Хелтон, – мистер Томпсон направился по дорожке встретить его и выяснить, какое бы это дело на Божьем свете могло побудить человека в такое время дня тащиться сюда по пыли и пеклу.

Приезжий был брюхан, но с оговоркой. Похож скорее на тучного человека, который недавно спал с тела. Кожа на нем обвисла, одежда болталась мешком – так мог бы выглядеть человек тучный от природы, когда бы он, например, только что переболел. Мистеру Томпсону он сильно не показался, трудно сказать почему.

Снял приезжий шляпу, заговорил громко, бойко:

– Вы не мистер ли Томпсон будете, не мистер ли Ройял Эрл Томпсон?

– Он самый, – тише обычного сказал мистер Томпсон, огорошенный до потери зычности вольным обхождением со стороны незнакомого человека.

– А я буду Хэтч, – продолжал приезжий, – мистер Гомер Т. Хэтч, и я к вам насчет покупки коня.

– Видать, вам напутали что-то, – сказал мистер Томпсон. – У меня нет коня на продажу. Когда заводится продажная живность, – прибавил он, – обыкновенно пускаю слух по соседям и вешаю на ворота бумажку.

Брюхан разинул рот и закатился на весь двор радостным хохотом, показывая кроличьи зубы, бурые, как подметка. Мистер Томпсон, против обыкновения, не узрел ничего смешного.

– Это у меня просто шутка давняя, – закричал приезжий. Он схватил себя одной рукой за другую и обменялся сам с собой сердечным рукопожатием. – Я так всегда говорю, когда являюсь к людям первый раз, поскольку покупщика, я приметил, никогда не сочтут за прощелыгу. Ловко, а? Хо-хо-хо.

От этой бурной веселости мистеру Томпсону стало не по себе, потому что язык у приезжего молол одно, а глаза глядели совсем иначе.

– Хо-хо, – поддержал его из приличия мистер Томпсон, так и не оценив прелесть шутки. – Только если вы это из-за меня, то напрасно, я и без того никогда не сочту человека за прощелыгу, покуда он сам себя не окажет прощелыгой. На словах или же на деле, – пояснил он. – А до той поры – в моих то бишь глазах – все без разбора люди едины.

– Значит, так, – вдруг очень деловито, сухо заговорил приезжий. – Не покупщиком я к вам явился и не торговцем. Явился я к вам, будьте известны, для ради одного дельца, и в нем есть интерес для нас обоих. Да, сударь, желательно бы мне переговорить с вами кой о чем, и для вас ни единого цента не будет в том урону.

– Это можно, думается, – с неохотой сказал мистер Томпсон. – Проходите, там, за домом, не такое солнце.

Они зашли за угол и уселись на пеньки под персидской сиренью.

– Так-то, почтеннейший, – сказал приезжий, – по имени я – Гомер Т. Хэтч, по нации – американец. Имя-то вам мое небось известно? Родич у меня жил в здешних местах, звали Джеймсон Хэтч.

– Нет, как будто не знаю, – сказал мистер Томпсон. – Слышал, правда, про каких-то Хэтчеров из-под Маунтин-Сити.

– Не знаете старинный род Хэтчей? – встревожился незнакомец с видимым состраданием к человеку, который обнаружил подобное невежество. – Да мы пять десятков годов как прибыли из Джорджии. Сами-то давно здесь?

– Всего ничего – с того лишь дня, когда народился на свет, – сказал мистер Томпсон, потихоньку ощетиниваясь. – А до меня мой папаша здесь жил, и дед. Так-то, уважаемый, мы искони тутошние. Томпсонов не приходится искать, вам их укажет всякий. Мой дед в одна тысяча восемьсот тридцать шестом году переселился на эту землицу.

– Из Ирландии, уповательно?

– Из Пенсильвании, – сказал мистер Томпсон. – С чего это вы вдруг взяли, что из Ирландии?

Приезжий разинул рот и завизжал от радости, пожимая самому себе руки, словно давно сам с собой не видался.