Белый камень - [82]

Войдя в кухню, Бенжамен был немного удивлен размерами помещения, в котором не раз бывал. Свет, струившийся сквозь десяток высоких окон, позволял рассмотреть комнату во всей красе. Справа от двери стояли рядом два массивных буфета, за ними — широкая каменная раковина. Из толстого крана на оставленную отмокать помятую сковородку капала вода. Почти треть северной стены занимал гигантский очаг, в котором даже брат Бенедикт мог выпрямиться во весь рост. В очаге — чугунный котел, подходящий ему по размеру, висел на своей толстой цепи и ждал ежедневную порцию варева над уже подготовленными дровами. И наконец, слева, рядом с расписным посудным шкафом в провансальском стиле на величественном кухонном столе громоздилась пирамида медных кастрюль. Рядом лежали вилка для жаркого и несколько ножей.

Молодой человек опустил голову, подумав о молчаливых братьях, окружавших его на каждой трапезе, потом медленно двинулся прямо к маленькой сводчатой двери, выходившей на аллею для посетителей. Но в этот раз он не стал поворачивать направо, как делал прежде, направляясь в одну из келий нового крыла. Он двинулся вниз, к воротам, выходившим на дорогу.

Табличка «Выход для посетителей» висела все так же криво. Разумеется, он вспомнил, как год назад вошел сюда через эту самую решетчатую калитку… Прежде чем открыть ее, глубоко вздохнул, словно желая в последний раз надышаться, но не обернулся.

Выйдя из монастыря, молодой человек направился в сторону деревни, расположенной в нескольких сотнях метров от обители. Воздух был свеж, горизонт чист. Шагая по дороге, он смотрел по сторонам, узнавая. Все было по-прежнему на своем месте: асфальт, электрический столб, километровый столб, деревенская колокольня. Его взгляд остановился на ней, словно в поисках успокоения. Куда бы он теперь ни направился, у него всегда и всюду будет это убежище, спасающее от помутнения рассудка.

Спустя минут пять он заметил, как справа на холме появилась какая-то фигура и стала спускаться вниз.

Бенжамен остановился в удивлении и смотрел, как монах выходит на дорогу метрах в тридцати впереди него.

Как, черт побери, он узнал и как смог так быстро его догнать? И зачем этот капюшон? Кого он мог обмануть при таком росте?

Большой монах подошел, из гордости явно стараясь скрыть, что запыхался.

— Прекрасный день, не правда ли? — заметил он, подходя ближе и оглядываясь.

— Вы все слышали, — удивился Бенжамен, не спрашивая, но утверждая.

Брат Бенедикт вымученно улыбнулся.

— Вы сказали не так уж много! Но понимаете, тайна, которую тяжело хранить, заметно ухудшила мой сон. Странно, не так ли? Поэтому я слышал, как вы прощались со мной. Это было очень трогательно! Честно сказать, не знаю, что заставило меня промолчать. Волнение скорее всего. Но я быстро оправился, как видите. И пошел следом за вами, видел, как вы уходили, и поскольку я не сомневался в том, куда вы направитесь, то подумал, что смогу догнать вас, срезав путь через сад. Лучше нам проститься здесь. Конечно, мне пришлось немного пробежаться, чтобы догнать вас. Вы же знаете, что в свое время я был великолепным бегуном на длинные дистанции? Какой я дурак! Конечно, нет. Вы ничего не знаете… В конечном счете вы не слишком-то любопытны, — продолжил брат Бенедикт спустя какое-то время. — Ведь вы никогда не спрашивали, почему я, такой болтун, поступил в монастырь, и именно в этот орден.

Только тут Бенжамен заметил, что правая рука его собеседника выглядит несколько странно. Он опустил взгляд и увидел, что ладонью тот придерживает какой-то длинный предмет, скрытый в рукаве. Большой монах понял: собеседник заметил то, что он худо-бедно хотел спрятать, но продолжал говорить, дабы не отвечать на преждевременные вопросы.

— Вы, конечно, не знаете, что в последнюю войну я был в Лионе, в гражданской обороне. Отвечал за состояние бомбоубежищ целого квартала. И вот однажды, осматривая какой-то подвал, я наткнулся на необычный клад. Я нашел присыпанную землей фигурку Младенца Иисуса, всю из чистого золота, а рядом с ней было закопано вот это. — С этими словами он вытянул из рукава длинный клинок. — Древний сломанный меч.

Бенжамен глазам своим не верил.

— Меч Шарля! — выдохнул он изумленно.

— Тогда мне было неизвестно имя его последнего владельца, но вы же меня знаете… Я провел расследование. Тот подвал был частью здания, в течение многих веков принадлежавшего сестрам городского бенедиктинского монастыря. Это могло бы объяснить присутствие статуэтки, но не оружия. К счастью, когда я чистил клинок, то обнаружил выгравированный на головке эфеса герб. После некоторых изысканий я установил, что это герб древнего рода Блан де Корлон, принадлежавшего к Савойскому дому. Но самое прекрасное открытие я сделал, когда рылся в архивах Аннеси. Там речь шла о некоем Шарле Блан де Корлоне, который отличился во время четвертого крестового похода и удалился в этот монастырь сразу по возвращении. Я соотнес этот рассказ с бенедиктинским подвалом и подумал, что, должно быть, этот человек, прежде чем покинуть мир, пожертвовал сестрам все свое состояние. Сегодня ясно, что я не так уж и ошибался. Вот так, мой мальчик! Именно эта история и привела меня сюда. Когда я, спустя несколько лет, захотел отречься от мира, то вспомнил о моем крестоносце. Я увидел в этом Божье знамение и присоединился к нему. И он меня не разочаровал.