Белый камень - [6]

В полнейшем согласии компаньоны выбрали для своей новой комнаты строгую и практичную обстановку: два письменных стола у камина и несколько керосиновых ламп — вот и все.

Как сказал брат Рене своему юному ученику, это место должно быть богато обставлено мудростью и украшено терпением.

Первое время они занимались тем, что подбирали документы по периодам, по крайней мере пытались это делать. Быстро оценив качество и состояние пергаментов и различных видов бумаги, брат Рене производил оценку документа и определял наиболее вероятное время составления. Таким образом они разложили архив на несколько стопок по времени создания, а затем по мере возможности рассортировали документы по типу и тематике.

Эта скучная работа заняла несколько дней, и только потом брат Рене и Бенжамен смогли приступить к выполнению основной задачи.

Начали они с обработки архивов, относившихся к началу истории монастыря. Этот период длился, по мнению брата Рене, с момента основания обители в 1111 году вплоть до 1300 года. Документы, относящиеся к XII и XIII векам, были очень хрупкими и больше всех пострадали от воды — старый монах не мог скрыть смятения, охватившего его при виде этого безобразия.

Между тем терпеливый труд и лупа помогли братьям расшифровать несколько манускриптов. Каждый лист переписывался набело на языке подлинника, как правило на латыни, а затем переводился на французский. Это был своего рода конвейер: Бенжамен, обладавший более острым зрением, переписывал тексты, брат Рене переводил. В день им удавалось обработать не более четырех или пяти документов, так что можно было предположить, что для разборки только первых ящиков потребуется более года.

Но времени у них было достаточно.

По крайней мере так всем тогда казалось.

4

Несколько дней спустя брат Рене заболел.

— Ничего страшного, обыкновенная простуда! — заверил Бенжамена отец Антоний.

Он попросил молодого человека не прерывать работу и выразил уверенность в том, что послушник вполне способен справиться и без помощи наставника. Бенжамен не был убежден в этом, однако предпочел оставить сомнения при себе, тем более что вскоре он понял всю их безосновательность. Ему так понравилось работать в одиночестве, что он не раз даже упрекал себя за это.

Единственно, в чем он действительно сомневался, так это в том, что аббат сказал ему правду о здоровье брата Рене.

Дней через десять Бенжамен, засунув руку в один из ящиков, извлек оттуда первый попавшийся лист пергамента весьма необычного формата. Большинство листов было одного размера, но тот, что сейчас лежал перед ним на столе, занимал не больше четверти привычной страницы.

Бенжамен расправил листок и убедился, что тот сохранился гораздо лучше остальных. От воды пострадала его нижняя часть. Сделав перевод текста на верхней, нетронутой половине страницы, послушник установил, что за документ он выудил. На первый взгляд это было что-то вроде балансового отчета монастыря, где перечислялись, впрочем, в весьма общей форме, доходные и расходные статьи и в конце каждой строки стояло по две цифры: потраченное и оставшееся на следующий год. Впрочем, в последнем он уверен не был.

Не вызывал сомнения только возраст документа. Год был указан вверху, в заголовке, написанном крупным аккуратным почерком. Год 1229-й.

Молодой человек, несколько удивившись тому, что в ту далекую эпоху существовала столь строгая отчетность, тут же принялся за расшифровку нижней, испорченной части листа. Но тут его подстерегало еще большее потрясение.

Между строчками отчета едва заметно проступал еще один текст.

Поначалу Бенжамен подумал, что имеет дело с обыкновенным палимпсестом. Так называется пергамент, с которого соскоблили старый текст для того, чтобы написать что-то другое. В Средние века пергамент стоил дорого, его было трудно достать, и экономные монахи, бывало, счищали полностью весьма объемные манускрипты, дабы повторно использовать драгоценный материал. Для того чтобы обнаружить палимпсесты, надо было иметь наметанный глаз, однако человек внимательный и опытный мог без особого труда выявить подобные документы: новый текст, написанный обыкновенно поверх прежнего, не всегда мог скрыть следы скребка, которым удаляли старые чернила.

Однако лежавший на столе образец не был похож на палимпсест. Тексты нигде не пересекались, да и следов подчистки видно не было.

Самое удивительное состояло в том, что второй текст проступил только в нижней части листа, той, что была залита. Наверху ничего не было заметно. Надо полагать, вода, которой заливали огонь, вступив в химическую реакцию с чернилами, проявила не первичный, кем-то уничтоженный документ, но текст, спрятанный там нарочно.

Этого было более чем достаточно для того, чтобы возбудить любопытство послушника.

Вооружившись лупой, он попытался расшифровать едва различимые между строк латинские слова. Сразу стало ясно, что почерк, которым они были написаны, значительно отличался от того, каким был составлен отчет, хотя и принадлежал приблизительно к тому же историческому периоду. Брат Рене успел научить своего юного подопечного датировать почерк, в частности, по способу написания некоторых букв. Юноша отыскал характерные буквы, но не смог до конца понять смысл слов. Это был какой-то рассказ или свидетельство очевидца, написанный разговорным языком, значительно отличавшимся от языка тех текстов, с которыми обычно приходилось работать Бенжамену. Рассказ велся от первого лица, описывался некий судебный процесс, но не было ясно, завершился ли он или все еще длился. Речь шла об ожидании, возродившейся мощи и таинственной замурованной двери, которая могла воскресить мертвеца.