Белый камень - [43]

И он, не смущаясь, зевнул.

— Это краеугольный день, брат мой. Сегодня наш труд принес свои плоды. Догадки превратились в уверенность, теперь мы работаем с реальными фактами: одиннадцать монахов умерли в начале 1223 года или, быть может, в конце 1222-го, потому что мы все еще не знаем, как долго отец де Карлюс прожил в монастыре один. Но сам этот факт не подлежит сомнению. И нам известно главное: произошедшее было скрыто ото всех больше семи сотен лет! Нам осталось выяснить причину этой трагедии. Только и всего!

— Вы считаете, — удивился Бенжамен, — что этот отрывок не сможет навести нас на след?

— Может быть, и сможет! Но не будем торопиться. Действительно ли речь идет о судебном процессе? Если да, то где он происходил, в монастыре? Имеет ли он отношение к нашим героям? Даже если окажется, что такое возможно, мы пока не можем связать найденную вами запись с нашей тайной. Необходимо соблюдать осторожность.

Бенжамен молча смерил его взглядом. Последний совет осторожности никак не вязался с азартным блеском глаз его собеседника.

— Целый водопад новых сведений, — продолжал брат Бенедикт. — Слишком много для одного дня, особенно после длительного воздержания! У меня в голове все перемешалось! Оставьте все здесь. Я посмотрю это утром, на свежую голову, и, так и быть, вечером сам приду к вам. Главное, не забудьте захватить оригинал из архива! Знаете, брат мой, я не часто говорю такое, но я очень вами горжусь.

Он встал и потянулся всем своим огромным телом. Бенжамен смотрел на него, кивая головой, что большой монах принял за согласие. Но он ошибался. Машинальные кивки означали, что его плану, конечно, будут следовать, но следовать с величайшей осторожностью…

31

Брат Бенедикт немного опоздал. Он вошел, улыбаясь, быстро оценил обстановку новой кельи своего собрата и, не дожидаясь приглашения, уселся на один из двух стоявших перед письменным столом стульев. Бенжамен — он читал, сидя на постели, — внимательно следил за театральным появлением напарника, который, готовясь приступить к работе, уселся к нему спиной на стул, слишком маленький для огромного тела.

Бенжамен выждал немного, прежде чем прервать молчание.

— Судя по всему, от вашего несварения мозгов остались одни воспоминания, брат мой!

Вместо ответа брат Бенедикт, не оборачиваясь, похлопал ладонью по сиденью свободного стула.

Бенжамен отложил книгу, встал и торопливо присоединился к своему гостю.

— Не притворяйтесь немым, — шепнул он ему на ухо. — Только не теперь! Расскажите лучше, что заставляет ваши глаза блестеть так, как они блестели вчера, когда вы выставили меня за дверь… Вы недооцениваете меня, брат мой, неужели вы думаете, что я ничего не вижу? Будьте осторожны, почтеннейший! Расслабляться опасно!

Большой монах повернулся к Бенжамену. Лицо его выражало сложную смесь сомнения и раскаяния.

— Что, так заметно?

— Просто я начинаю узнавать вас, досточтимый брат. И когда я вижу искры в ваших глазах, отблеск огня, пожирающего вас изнутри, то понимаю, что это неспроста.

Брат Бенедикт долго молчал, прежде чем ответить.

— Не думайте, что я притворялся уставшим, мой мальчик. Я и вправду устал. Но вы правы, кое-что пришло мне в голову. Маленькая и не вполне понятная мне самому деталь, показавшаяся важной, которую я и решил уточнить, прежде чем двигаться дальше. Вчера вечером мы могли бесконечно долго рассуждать, был ли тот суд причиной всего произошедшего или нет, но так и не выяснить этого наверняка. Однако я нашел то, что искал, и сегодня готов сообщить вам, что судилище имеет прямое отношение к нашей истории.

Бенжамен постарался скрыть свое возбуждение. Он успел достаточно хорошо изучить характер большого монаха и помнил, что тот любит скрытничать. И теперь его старания казаться искренним и благородным внушали юноше большие подозрения, так что он продолжил тем же тоном:

— Вы только посмотрите! Просто лавина новых фактов! Неужели вы обнаружили недостающие страницы?

Может быть, впервые брат Бенедикт изменился в лице.

— Если вы ожидали именно этого, то будете разочарованы. Я вот думаю, рассказывать мне вам или нет, — добавил он, догадавшись, что его уже подозревают в сокрытии фактов.

Бенжамен предпочел обратить все в шутку.

— Ошибаетесь, брат мой. Я пошутил безо всякой задней мысли. Вы еще ни разу не дали мне повода разочароваться в вас. Не надо упрекать меня за то, что мне хочется верить в чудеса.

«Какая муха укусила этого цыпленка?» — подумал здоровяк, широко улыбаясь.

— Не волнуйтесь, всему свое время! — продолжал послушник. — Рано или поздно мы найдем недостающие листки.

«Если их уже не нашли», — подумал он помимо воли, снова становясь серьезным.

— А пока, — продолжал брат Бенедикт, — я говорил вам, что мне удалось найти связь между тайной и приговором, о котором идет речь в вашем палимпсесте. Это само по себе уже неплохо, ведь так?

— В «нашем» палимпсесте, — перебил его неисправимый послушник. — Мне кажется, у нас все должно быть общим.

— Вы правы, в «нашем», — кивнул брат Бенедикт. — И я рад, что вы так говорите. Помнится, еще не так давно вам не хотелось следовать этому принципу.

Удар был чувствительным, но Бенжамен лишь громко сглотнул. Надо было оставаться объективным и смириться: когда дело доходило до словесных баталий, он и в подметки не годился старшему товарищу.