Белый город, Черный город. Архитектура и война в Тель-Авиве и Яффе - [58]
В своей знаменитой статье «Орнамент и преступление» Лоос утверждает, что первобытный человек украшал себя орнаментом, чтобы отличаться от сородичей. Здесь же он поясняет, что его проповедь «обращена к аристократии» и сам он готов терпеть орнаментику там, где она уместна: в узорах «негра-кафра… перса, ткущего свой ковер, словацкой крестьянки, плетущей кружева», и даже в работе своего сапожника. Впрочем, при ближайшем рассмотрении становится ясно, что, в отличие от всех вышеперечисленных, стремящихся выделиться на фоне таких же, как они, аристократичный европеец стремится отличаться от них от всех. Лоос, сам европейский аристократ, обособившийся благодаря своей белизне, умудряется собрать в Вене представителей всех четырех сторон света.
Ил. 96. |«Алжир, Белый город». Туристический плакат французской железнодорожной компании. Из книги «Алжир: городской пейзаж и архитектура, 1800-2000» (Alger: paysage urbain с t architectures, 1800-2000), Іоставители Жан-Луи Коэн, Набиля Улебсир, Юсеф Канун.
Ил. 97. Примеры архитектуры интернационального стиля в Алжире. Из книги «Алжир: городской пейзаж и архитектура, 1800–2000» (Alger: paysage urbain et architectures, 1800–2000), составители Жан-Луи Коэн, Набиля Улебсир, Юсеф Канун.
Мис ван дер Роэ был директором Баухауса вплоть до его закрытия в 1933 году. Даже после ликвидации этого учебного заведения он пытался убедить нацистские власти в необходимости модернистского подхода в архитектуре и раз за разом подавал предложения к проектам, которые инициировал режим, и лишь после того как один за другим все его абстрактные идеи были отвергнуты, в 1935 году Мис ван дер Роэ уехал в США. В этом отношении он несколько отличается от других немецких интеллектуалов нееврейского происхождения, таких, например, как Томас Манн, который с отвращением эмигрировал из Германии сразу же, как только национал-социалисты пришли к власти. На это обратил внимание историк архитектуры Ричард Поммер. В своей статье «Мис ван дер Роэ и политическая идеология модерна в архитектуре»[232] он поставил пятно на политической белизне модернистской архитектуры, проанализировав поведение одного из ее лидеров:
«Политически Мис был Талейраном современной архитектуры: менее чем за десять лет он создал памятник Карлу Либкнехту и Розе Люксембург для Коммунистической партии, барселонский павильон для Веймарской республики и проект немецкого павильона для Всемирной выставки в Брюсселе в 1935 году, который, будь он построен, стал бы первым нацистским памятником международного значения»[233].
Ле Корбюзье, охотно сотрудничавший и с колониальными властями, и с вишистским режимом, оказался не менее скандален, чем его коллега, но в рамках иного политического контекста. В своей первой книге – «К архитектуре» (1923) Ле Корбюзье высказывает мысль, что современную архитектуру можно использовать как своего рода «прививку» от социальной революции, как ее замещение[234]. И отдельную главу своей третьей книги – «Декоративное искусство сегодня» (1925) посвящает «закону побелки – правилу Ripolin» (это известная французская фирма-производитель строительной краски), где заявляет, что выбеливание в традиционной архитектуре и архитектуре модернизма есть не что иное, как печать «гармоничной культуры» и признак «победы Запада»[235]. Заканчивает главу Ле Корбюзье такими словами: «… многие свыклись с темным фоном наших интерьеров. Но творения нашей эпохи, столь дерзкой, опасной, столь воинственной и побеждающей, казалось бы, ждут от нас, чтобы мы научились жить и мыслить в светлом фоне белых стен»[236]. И в подкрепление этой идеи помещает фотографию трех африканцев с копьями; загадочная подпись под снимком гласит: «Султан Махембе и двое его сыновей. Три черные головы на белом фоне, наделенные даром править, властвовать… Приоткрытая дверь, позволяющая увидеть истинное величие»[237].
Что Ле Корбюзье понимал под «величием», видно по его проекту 1932 года «Обус» (Obus), который стал полной противоположностью созданному для Парижа десятью годами ранее проекту «Вуазен» (Voisin). На этот раз реально существующий город предполагалось заменить огромным и очень длинным зданием, протянувшимся на много километров вдоль побережья Алжира, а по крыше здания должна была проходить автомобильная магистраль. Разработанный Ле Корбюзье план покорения «Белого города» Алжира со всеми его воинственными метафорами, по мнению Жана-Луи Коэна, следует рассматривать как часть более масштабного проекта «архитектурной революции за счет современной технологии»[238]. Ле Корбюзье продолжал в том же духе еще лет пятнадцать и в 1941 году, находясь в оккупированном немцами Париже, выпустил книгу Sur les quatre routes («На четырех дорогах»). В ней архитектор подробно рассказывает о том, какие надежды возлагал на «Немур» – предварительный проект нового города с населением в 50 тысяч человек, созданный им в 1933 году, когда он еще жил в Алжире. В экономическом плане успех этого предприятия зависел от того, удастся ли властям окончательно подавить сопротивление оппозиционных сил в Атласских горах, а также построить железнодорожную ветку, которая соединила бы побережье с экваториальной Африкой. «Почему бы не воспользоваться этими обстоятельствами?» – хладнокровно спрашивает автор. В конце концов, для Ле Корбюзье проект «Немур» был всего лишь очередной попыткой продемонстрировать, что «урбанизм – забота уже не городских властей, а целых государств», при этом архитектор отмечал, что «колонизаторы, как обычно, опережали свое время». В главе под названием «Водный путь» Ле Корбюзье говорит о своем видении Средиземного моря, признаваясь, что его всегда восхищал вид военных кораблей, и жалеет, что у него недостаточно средств, чтобы начать работу над проектом. По его мнению, после подавления сил оппозиции в Атласских горах население этого региона можно было бы эвакуировать, освободив территории к югу от Алжира для железных дорог, которые в будущем стали бы частью «стального экватора».
