Белый эскимос - [45]

Несмотря на неутешительные новости, все обрадовались встрече, а я был очень рад, что мне больше не придется пребывать одному в обществе чужестранцев, если вдруг нехватка патронов ослабит мою способность сражаться за сохранность моих собак.

У оленей есть свои особые привычки, которым они каждый год следуют с таким постоянством, что это позволяет определить начало и окончание их миграций. С первым снегопадом в сентябре они собираются в стада от 25 до 100 и более голов. Когда озера сковывает лед, они медленно спускаются вниз, к побережью пролива Симпсон. Наступление холодов и обледенение дорог в начале октября служат сигналом к великой миграции, после чего все области вокруг Малеруалика наводняются дичью.

К северо-западу от руин старых стойбищ, посреди пролива расположен остров Эта, значительно сокращающий оленям переправу. Каким-то таинственным способом различные стада могут постоянно общаться друг с другом; стоит только первому стаду добраться и разведать прибрежные условия, как их товарищи со всех сторон острова тут же спешат к берегу, противолежащему острову Эта. Они всегда следуют совершенно определенным маршрутам, поэтому вдоль широких берегов и внутри горных перевалов виднеется множество знаков и охотничьих засад, указывающих, что раньше здесь на оленей охоту вели с луком и стрелами. В те времена все жители поселка объединяли усилия для совместной охоты. И хотя медленные темпы такой охоты не приносили таких же значительных мясных запасов, какие добывались с помощью ружья, она помогла выжить целым поколениям эскимосов. Однако при этом удавалось избегать массового истребления оленей, которые в наши дни подвергаются постоянной опасности от эскимосов, вооруженных современными ружьями.

15 сентября в стойбище, где к этому времени уже насчитывалось свыше 100 жителей, вдруг возникла паника. Между палатками пронесся крик, и когда мы все выскочили, то увидели первые крупные оленьи стада, сбегавшие рысью с холмов с восточной стороны. На расстоянии они напоминали могучую кавалерию, в рядах которой двигались по 50-100 животных. Кавалерия уверенно держала курс в сторону переправы неподалеку от острова Эта. Все мужчины схватились за ружья и охотничьи мешки, и через мгновение все уже засели в кустах, находившихся на пути животных. Это был первый осенний отстрел ничего не подозревающих оленей, продолжавших трусить к берегу, пока оглушительная стрельба внезапно их не остановила. На мгновение они замерли в суматохе, пытаясь высмотреть своих невидимых противников, которым эта временная сумятица предоставила неплохой шанс. Послышались выстрелы, олени повалились прямо под ноги своих насмерть перепуганных товарищей – и вскоре уже вся кавалерия, словно по сигналу, растворившись в мелких стайках, пустилась наутек обратно, в глубь острова.

Мы с Гагой не принимали участия в этой охоте, потому что у нас на двоих оставалось в запасе не более 75 выстрелов. Приходилось экономить каждый патрон, рисковать мы не смели, не позволяя себе вступать в тот дикий раж, которому так легко поддаются охотники, отстреливая все, что ни подвернется.

Большое чудо

21 сентября мы стали свидетелями большого чуда. По пути к палатке я заметил волнение, внезапно охватившее людей. И вот уже через мгновение из палаток стали с криками выбегать мужчины, женщины и дети: «Ах, ах, ах!» Поначалу все были настолько взволнованы, что застыли как вкопанные, но, обретя способность двигаться, кинулись ко мне во главе с миролюбивым в обычное время Ниунуаком («Маленькой ногой»). Я подумал было, что, завидев приближающееся оленье стадо, они хотят одолжить ружье, на что заранее готов был ответить отказом – приходилось экономить патроны. Однако приближающийся ко мне Ниунуак в таком замешательстве, что и рта раскрыть не может; наконец, широким жестом указывая на пролив Симпсона в сторону Эты, он вопит, не в состоянии ничего пояснить:

– Смотри, смотри! Ну смотри же!

Я оборачиваюсь и… и не верю собственным глазам: на всех парусах по направлению к нашему поселку летит судно! Для молодых людей, сейчас безмолвно меня окружавших, это было огромным чудом. В своей жизни им никогда не доводилось видеть настоящий корабль. Посмотрите, как он плывет! Ах, откуда у них столько древесины? И скользит он по воде словно огромная птица, а его широкие паруса развеваются, как большие белые крылья!

Сам я, находясь под впечатлением от этого странного возбуждения, прорывавшегося из толпы удивленными возгласами, даже не задумался о том, кто там, на судне, и чего им здесь надо. Думал я только об одном: там, на этой маленькой шхуне должны быть патроны, в которых мы так нуждались, недаром же она примчалась к нам, почти на самый край света!

На шесте, сооруженном из связанных вместе лыж, мы подняли над моей хижиной датский и английский флаги, и уже через час иностранный корабль стоял пришвартованным в нашем стойбище, направив к берегу шлюпку с мотором. Управляли ей двое белых, представившихся как Петер Норберг из Хернесанда и Генри Бьёрн из Престё, датчане!

Как же велик этот мир и как же он тесен!

Компания Гудзонова залива поручила им открыть новый торговый пункт на острове Кинг-Вильям. Их судно, носившее название «Эль Суэно», представляло собой старую, изношенную прогулочную яхту из Сан-Франциско. Нам, уже отвыкшим от вида кораблей, оно показалось похожим на фрегат, хотя его водоизмещение не превышало 20 тонн. И вот на этой ореховой скорлупке, не имевшей даже мощного двигателя, к тому же волочившей за собой большую лодку на буксире, Петер Норберг, сумев преодолеть наиболее трудную часть старого Северо-Западного прохода – залив Куин-Мод, – совершил морское путешествие, о значении которого вряд ли сам догадывался. У них не было ни морской карты, ни технических средств для навигации. «Вопреки всему, – заявил Петер Норберг, – не зря же мы – урожденные северяне и к тому же потомки викингов!»