Белый аист - [5]

Всё оказалось не таким ужасным, как рисовалось в воображении. Уральский город даже пришёлся по душе. И люди были обыкновенные, настоящие люди, немного молчаливые, но готовые помочь в беде. Огорчало одно: вместо преподавания пришлось работать на заводе и даже не в цехе, а просто секретарём-машинисткой.

— Сейчас не такое время, чтобы выбирать, — мягко упрекнул высокий, плотный мужчина в дорогом сером костюме, когда она, войдя к нему в кабинет с направлением, робко высказала недовольство. — Английским будете заниматься после победы, а сейчас…

Начальник планового отдела оказался душевным человеком, и Мария Петровна выделяла его из всех остальных мужчин в управлении. Он охотно выслушивал её жалобы, утешал словом. В то трудное время она чувствовала себя особенно одинокой и беспомощной — муж погиб ещё в финскую войну, и одной воспитывать ребёнка было нелегко.

Случалось, Виталий Ильич просил её задержаться после работы — нужно было срочно приготовить материалы, и тогда между ними как-то само собой возникали беседы. У него тоже был ребёнок — девочка, почти одних лет с её сыном. Он любил дочь, и едва заходил разговор о ней, как его красивое смуглое лицо оживлялось, а в голосе звучала нежность.

Как-то раз, придя на службу в простеньком, но сшитом по моде платье, Мария Петровна, по обыкновению, заглянула в кабинет к начальнику. Он был уже на месте. Окинув её с ног до головы пристальным взглядом, Виталий Ильич вдруг смущённо признался, что любит изящно одетых женщин.

Их разговору помешали, но он возобновился тем же вечером. 

Да, его жена странный человек. К сожалению, у них разные понятия о жизни, красоте и счастье. Она не плохой товарищ, талантливый хурург, заботливая мать, и всё же… Куда приятнее, если от рук женщины пахнет дорогими духами, а не эфиром и карболкой…

Беседы стали повторяться всё чаще и чаще. И когда, спустя несколько месяцев, Мария Петровна ушла на преподавательскую работу, то с грустью отметила, что ей не хватает этих вечерних встреч. Она была несказанно обрадована, когда Виталий Ильич на правах доброго знакомого неожиданно пришёл её проведать. Ему понравилось всё: и диванчик с яркими подушечками, и салфеточки-ришелье, даже картофельные оладьи, поставленные перед ним в жестяной тарелке.

Потом он приехал ещё и ещё раз… И одним вечером, заглянув «на огонёк», Виталий Ильич остался и не вернулся домой.

В тесную комнату вошло счастье. Счастье бывает разным. Здесь поселилось своё, крохотное, но такое, что забывалось обо всём остальном, беспокойном и тревожном.

За окном беспрерывно лил дождь и сердитый ветер срывал последние листья с деревьев… А здесь оранжевый абажур излучал необыкновенное тепло и уют…

Где-то рядом, за тем же окном, жили женщина и белобрысенькая девочка — о них теперь вспоминали изредка и неохотно.

Это к той женщине спешили с вокзала крытые брезентом машины с ранеными бойцами «оттуда»… Там, где-то в другом мире, пахло кровью, страданием, а здесь, в тесной комнатке… Казалось, ни единого звука извне не проникало сюда — так было здесь мирно и спокойно… 

Развязка наступила через полгода. Виталия Ильича взяли на фронт, а ещё восемь месяцев спустя всё было кончено.

Всё было кончено…

Пришло известие: лейтенант Решетов пал смертью храбрых в боях за родину. Тоска и отчаяние нахлынули с такой силой, что Мария Петровна не выдержала. Вдруг пришло острое желание увидеться с той женщиной, его женой. Делить теперь было нечего.

Встреча состоялась поздним вечером. В вестибюле клиники без перчаток мёрзли руки. Где-то под потолком едва мерцала одинокая электрическая лампочка. На всём окружающем лежали глубокие тени.

Мария Петровна, прижавшись спиной к толстой колонне, подёрнутой игольчатой изморозью, не сводила глаз с невысокой женщины — та читала похоронную. Под белым халатом Галины Ивановны угадывалась ватная куртка, отчего фигура её казалась неуклюжей, что никак не вязалось с её худым и до странности неподвижным лицом.

То и дело открывалась входная дверь, и клубы морозного седого пара, врываясь с улицы, обволакивали всё вокруг. Мимо сновали люди с тяжёлыми носилками, прикрытыми одеялами, — прибыл очередной эшелон с ранеными.

Кажется, прошла вечность, пока не был прочитан небольшой листочек с лиловой печатью… Но вот опустилась рука в белом обшлаге, и на таком же белом, точно окаменевшем лице шевельнулись тонкие чёрные брови. Женщина подняла голову.

Мария Петровна сделала неуверенный шаг к ней, но между ними опустились носилки. 

Застонал человек. Галина Ивановна вздрогнула, машинально опустила похоронную в карман халата, нагнулась, приподняла одеяло. Затем, повелительно сказав что-то санитарам и, очевидно, забыв обо всём, стремительно скрылась в полутьме за дверью, обитой фанерой.

Та ночь ушла в далёкое прошлое, и вот вновь неожиданная встреча.

В палату тихо вошла нянечка.

—  Больная, вам передачка и письмо от сына. Просит ответ. Больная, вы спите?..

Мария Петровна очнулась…

* * *

Агничка вышла из палаты расстроенная. Хотела ободрить человека, и вот… Проходя мимо кабинета профессора, девушка в раздумье остановилась, затем осторожно приоткрыла дверь. За столом в полном одиночестве сидел Кондратий Степанович и просматривал чью-то историю болезни. Агничка робко вошла. Старик поднял голову, недовольно пожевал губами.