Белые Росы - [6]
— А ты спросил?! — выкрикнула Маруся. — Уехал и пропал! Хоть бы письмо! Хоть бы слово! Васька мой позор на себя взял, дочку без ума любит... Мне на него до седых волос молиться надо, а я... Бросил ты меня.
— Старая любовь не ржавеет...
— Только получается одна ржавчина...
— Учти, — жестко сказал Кисель. — Я тебя люблю, как любил... Учти... — и глупо улыбнулся.
Маруся закрыла глаза, сжалась, как будто ожидая, что на нее сейчас выльют ушат холодной воды.
Васька услышал плач еще с крыльца.
— Иду, Галюня, иду!
Открыл, вбежал в сени, опрокинул пустое ведро, открыл дверь в хату.
— Ты чего это?
Галюня стояла на кровати и плакала.
— А чего... вы... меня... оставили одну? — всхлипывая, спросила она.
— Так ты уже большущая...
— Я маленькая...
— Ух ты! Кобылка такая — и маленькая. — Васька сел на край кровати, взял дочку на руки. — Ну во! Обсопливилась вся... Сейчас мы все твои слезинки... Вот так... Так... Страшно было, что ли?
— Нет... Просто не люблю одна... Где мама?
— На работе, наверно... А мы ее встречать пойдем... Пойдем встречать маму. Пойдем? — Стал заворачивать дочку в одеяло.
Он сидел с дочкой на крыльце. Ждал. Галюня уже спала, укутанная в одеяло. Посыпался клекот аиста. Острожно, чтобы не разбудить дочку, Васька повернул голову.
— Здоров! Что-то давненько тебя не было... — прошептал Васька. — Зимовать ты тут задумал или что? Найди себе невесту и ищи другое место, понял? Не будет весной здесь гнезда... Культурный центр будет!
Скрипнула калитка... Пришла Маруся.
Остановилась перед мужем:
— Дай сюда!
Васька осторожно привстал, протянул ей Галюню:
— На... Пришел, заревелась вся... Не надо ее одну оставлять в темноте... Испугается еще чего...
И открыл дверь в сени... В хате радио било полночь.
И на Курильской гряде били куранты и гремел торжественный гимн. Только там уже давно начался светлый солнечный день.
Радио объявило:
— В Москве — полночь, местное время — девять часов утра. Передаем легкую музыку...
И под «легкую музыку» Сашка Ходас подал заявление об уходе.
Директор рыбкомбината взял бумажку из рук Сашки:
— Садись.
— Постою, — буркнул тот.
Глаза директора забегали по синим строчкам заявления. Вот что было в нем написано. Директор ехидно прочитал: «Заявление. Прошу уволить меня с острова. Не могу. Ходас».
Директор поднял голову:
— Что ты не можешь?
— Жить тут. Заболел.
— Лечись.
— Подписывай! — попросил Сашка.
— В деревню, конечно, путь держишь? — съязвил директор.
— Ну, в деревню, а тебе что? — начал закипать Сашка.
— Корову заведешь?
Сашка смолчал.
— ...Парное молочко будешь пить... Петушков по утрам слушать, цветочки вместе с навозом нюхать...
— Тебе сны снятся? — спосил Сашка.
Директор черкнул что-то в заявлении, подал:
— На, отдыхай...
Сашка пошел к двери.
— Вернешься — возьму только грузчиком, — сказал ему в спину директор.
Сашка толкнул дверь и вышел к солнцу.
Старый Ходас лежал на скамейке во дворе своей хаты. Лежал лицом вниз. Кряхтел. Морщился. Возле него хлопотал Гастрит. На земле гудела паяльная лампа. В черном, огромных размеров чугуне что-то кипело.
— Ну, скоро ты там? — болезненным голосом спросил Ходас.
— Последняя заварочка, — Гастрит бросал в чугун крапиву, ромашки, лопухи, помешивал черпачком, доставал «на пробу», нюхал.
— Во прижал, проклятый, — простонал Ходас, осторожно поглаживая спину. — Как будто гвоздей кто натыкал.
— Ничего, Федос, — пообещал Гастрит. — Ты у меня сейчас молодым козликом запрыгаешь... Народная медицина! У нас в войну наш комполка радикулитом мучился... Чего только не делали! Ни в какую! Крюком полковник ходил... Пока я не взялся... Одну процедурку засобачил — полк потом два месяца наступал.
— Давай!
— Ша! — Гастрит еще раз понюхал варево, повесил черпак на забор, взял приготовленный чистый рушник, подошел к Ходасу, задрал на спине рубашку, оголил худую ребристую спину.
— Ну и белый же ты, Федос, — сказал удивленно. — Как попадья...
— А ты видел попадью? — спросил Ходас.
— Приходилось...
— Брешешь...
— Ша! — Гастрит расстелил рушник на его спине, принес крапивы, ромашек и лопухов. Тоже расстелил. Потом взял возле крыльца длинные кузнечные щипцы, запустил их в бурлящий чугун, ухватил что-то и достал... дымящийся кирпич. Поднес и острожно положил его на поясницу соседа.
— У-у-уй! — взвыл Ходас.
— Спокойно!
— Ой, сымай скорее! В кишках закипает!
— И должно закипать, — прижимая щипцами кирпич к пояснице, крикнул Гастрит. — Для тебя ж стараюсь!
— У-у-уй! — еще сильнее заорал Ходас.
Лечение завершилось таким образом. Ходас, невзирая на радикулит, «молодым козликом» бежал за Тимофеем по улице, перекидывая из руки в руку горячий кирпич. Гастрит удирал со всех ног, испуганно оглядываясь и крича:
— Встал ведь... Бегаешь? Чего тебе еще надо? Я вас, дураков, бесплатно лечу, а если бы за деньги — на мерседесе ездил бы...
На лужку перед речкой Васька «охотился» на пчел... Носовым платком бережно прижимал пчелу к земле, а потом уж из платка пускал в полиэтиленовый мешочек.
Там уже ползало несколько штук.
От речки, голый до пояса, с полотенцем на шее, идет Мишка Кисель. Курит. Остановился.
— Здоров, Василий!
Васька, держа в платке жужжащую пчелу, поднялся с колен и уставился на Киселя.
Вот уже четыре века в замке древнего Несвижа является призрак молодой женщины. Согласно легенде, это бродит мучительная душа нелепо загубленной Барбары Радзивил. Драматическая поэма Алексея Дударева написана на основе одного из самых романтических представлений о трагической любви белорусской магнатки Барбары Радзивил и польского короля Жигимонта.
Известный британский журналист Оуэн Мэтьюз — наполовину русский, и именно о своих русских корнях он написал эту книгу, ставшую мировым бестселлером и переведенную на 22 языка. Мэтьюз учился в Оксфорде, а после работал репортером в горячих точках — от Югославии до Ирака. Значительная часть его карьеры связана с Россией: он много писал о Чечне, работал в The Moscow Times, а ныне возглавляет московское бюро журнала Newsweek.Рассказывая о драматичной судьбе трех поколений своей семьи, Мэтьюз делает особый акцент на необыкновенной истории любви его родителей.
Рукавишников И. С.Проклятый род: Роман. — Нижний Новгород: издательство «Нижегородская ярмарка» совместно с издательством «Покровка», 1999. — 624 с., илл. (художник М.Бржезинская).Иван Сергеевич Рукавишников (1877-1930), — потомок известной нижегородской купеческой династии. Он не стал продолжателем фамильного дела, а был заметным литератором — писал стихи и прозу. Ко времени выхода данной книги его имя было прочно забыто, а основное его творение — роман «Проклятый род» — стало не просто библиографической редкостью, а неким мифом.
Представители трех поколений семьи Ваттинов, живущей в Швеции, отправляются в маленький польский городок, где до Второй мировой войны жили их предки, По семейному преданию, прадед автора, сгинувший в концлагере, закопал клад у себя во дворе, и потомки надеются его найти. Эта невыдуманная история написана так просто и доверительно, что читатель не замечает, как, путешествуя по Европе в компании симпатичных деда, отца и внука, погружается в самые страшные события истории XX века. Данни Ваттин не просто реконструирует семейную хронику, Он размышляет о том, как легко жестокость может стать обыденностью, а бюрократ – палачом; о том, что следы трагедий прошлого не стираются на протяжении многих поколений.
Категория: джен, Рейтинг: PG-13, Размер: Макси, Саммари: Гарри поступает в Хогвартс, где ему приходится учиться не только магии, но и негласным правилам поведения, принятым в магическом мире, и даже искусству манипулирования людьми. Но единственное, чего ему надо, ― чтобы один строгий профессор обращал на него чуть больше внимания.
Сага о жизни и приключениях длиною в несколько жизней целой династии удивительных волшебников Фейлелей; и песнь о вечной и прекрасной любви между людьми: обладающими необыкновенными магическими возможностями или просто несущими свет души; любви, которая остается основой мироздания в любой среде, но без которой не сможет существовать целый мир в магической стране. На протяжении жизни каждого члена семьи происходит масса событий, приключений, превращений, часто страшных и ужасных, часто несовместимых с жизнью, но всегда это образец великой любви и самоотверженности.Жизнь волшебника — это не сказка, а часто тяжелая действительность, сопряженная с опасностями и риском.
Йондж, Шарлотта Мэри(Charlotte Mary Yonge)(1823–1901).— английская писательница, род. в 1823 г., автор 160 сочинений. Давно практически не публикуется. Но сами англоязычные читатели с удовольствием отсканировали 71 роман Йондж (См. Проект Гутенберг). Фамилия писательницы писалась и пишется по-русски «многовариантно»: Мисс Юнг, Йонг, Янг.Очень молодой выступила на литературное поприще и издала большое число исторических и тенденциозно-религиозных романов, не лишенных теплоты и задушевности. Наиболее известные из них: «The Heir of Redclyffe», «Heartsease», «Dynevor Terrace», «The Daisy Chain», «The Young Stepmother», «Hopes and Fears», «The Clever Women of the Family», «The trial», «The Prince and the Page», «The Chaplet of pearls».