Белые раджи - [35]

Сплетница зашевелилась в кресле и дернула звонок.

Развернутая в Великобритании и Сетлментсе кампания против Джеймса приобрела гигантские масштабы: сформировались различные фракции, а Лондонское общество мира и Общество защиты аборигенов обвиняли раджу в истреблении островитян, точно дичи. Ну а вдохновляемые одна другой статьи в прессе почти все страдали излишней эмоциональностью. Джеймс должен был послужить козлом отпущения для нечистой совести викторианских обывателей. Кроме того, разве сам Белый раджа не говорил, что в виновном обществе риску подвержен даже невинный и что в стае трудно отличить безобидных птиц от вредных? Это слегка напоминало фразу: «Убивайте всех, Бог узнает своих».

Весть о скандале настигла Джеймса в Сингапуре, хлестнув резко, со всего размаха: пресса возвысила свой голос, когда его здоровье уже изрядно пошатнулось. Обсуждались не только награды за каждую голову - тревожная параллель с обычаем пеньямун - или стычка при Батанг-Мару. Высказывались сомнения и в честности раджи, которого обвиняли в использовании своей должности в корыстных целях. Диалог глухих велся жестко и язвительно. Юм и его клика упорствовали, но требование об учреждении королевской следственной комиссии было отвергнуто. При этом Пальмерстон хотел продемонстрировать неизменное доверие правительства к сэру Джеймсу Бруку. Подобные жесты, как правило, означают, что доверие уже сильно подорвано. По правде говоря, всю оставшуюся жизнь Джеймса сохранялась неловкость. Пальмерстону все же удалось отправить его с дипломатической миссией в Сиам, с целью подготовить условия коммерческого договора. Поручение было деликатное: первые шаги уже оказались скомпрометированы различными недоразумениями.

Раджа покинул Сингапур на борту «Сфинкса», который 9 августа вошел в устье Менам-Чао-Пиа.

Целый лес игл под напором облаков - покрытые золотой фольгой фантастические сталагмиты, осколки зеркал, обломки фарфора, и золото, золото, золото... Ярко-красные демоны в синих масках, мерцающие гарпии и увенчанные тиарами драконы бдели над расцвеченными перламутровыми лестницами и колоннами, каждая грань которых множила башенки, множила небеса, множила весь мир.

Джеймс и его спутники никогда не видели такого изобилия: кое-кто из них бывал в Индии - серовато-желтой под небом цвета окиси меди, но здесь все было золотым, за исключением нефритовых каналов. Они пересекали Бангкок во всех направлениях, извиваясь, подобно ужам, среди садов и домов со вздернутыми крышами или вытягиваясь по прямой меж зубчатыми стенами и пагодами со звеневшими на ветру бесчисленными золотыми колокольчиками. Каналы были запружены лодками - полумесяцами выгибались роскошные, украшенные скульптурами сказочных зверей гондолы, а плоские шлюпки ломились от фруктов и тыкв, трав и ароматов, головок чеснока и черной от мух рыбы, капусты и огромных лотосовых букетов. На одних барках жарили мясо и варили супы, а на других дули в трубы, возвещая о своем прибытии, мясники с пугающими лицами.

Бангкок встретил британский корабль с недоверием, но после осторожных переговоров условились, что раджа - или, точнее, консул - сможет высадиться на берег и что его примет в специально воздвигнутом павильоне пракланг: его величество Рама III был болен и никого не принимал.

Охрана в белых чулках провела англичан в павильон. Полулежавший на диване пракланг оказался страдавшим водянкой стариком, который скрывал свою тучность под золочеными тканями. Его окружали шкатулки с бетелем, плевательницы, трубки, чашки, придворные, ползавшие перед ним на четвереньках слуги... ну и прочие аксессуары. Он указал визитерам на стулья в левом углу павильона, подчеркнув их более низкое положение. Это был не Бат с его хорошими манерами. Нарушая уничижительный этикет пракланга, Джеймс шагнул прямо к премьер-министру и пожал ему руку, а затем схватил один из стульев и поставил его напротив. Спутники Джеймса последовали его примеру. Его превосходительство с трудом сохранил видимость спокойствия.

Встреча не имела успеха и даже приняла столь опасный оборот, что все последующие переговоры пришлось вести письменно. Впрочем, они тоже не были плодотворными. Джеймс встал в надменную позу, сиамцы ответили на это высокомерием, а Рама III и его министры выступили против договора. Британским купцам, утверждали они, никогда не мешали исповедовать их религию; налагаемые на их торговую деятельность ограничения совершенно оправданны; права на жительство и собственность должны строго регламентироваться; создание консульства или какого-либо экстерриториального анклава абсолютно бесполезно; к тому же поведение англичан в Сиаме оставляет желать лучшего.

К их приему в Бангкоке никто не подготовился, и все шесть недель Джеймс со своей свитой прожил у одного соотечественника. Разъяренный раджа сидел взаперти и поминутно твердил:

— Это полный провал.

Поэтому Джеймс практически не видел этой удивительной страны, а лишь умствовал да упивался собственными жалобами, глубоко уязвленный отношением народа, который он отождествлял с министрами и называл полуварварским. В самом деле, полный провал. К счастью, король Сиама смертельно болен, а его вероятный преемник Чау-фиа-Монгкут слывет англофилом, так что нужно просто немного перетерпеть.