Белые пятна Второй мировой - [3]

Именно в Конгрессе произошло примечательное событие, сыгравшее в дальнейшем большую роль в войне: оппозиция, прежде всего республиканцы, ратовала за то, чтобы СССР был исключен из списка стран, на которые может быть распространен ленд-лиз. Гопкинс и Рузвельт через своих людей в Конгрессе сумели настоять на том, чтобы этого исключения не случилось и чтобы список стран – получателей помощи остался открытым. Так осенью 1941 года эта карта сыграла в пользу СССР.

Реакция американцев на войну была несколько замедленной по сравнению с англичанами. Во-первых, США никогда еще толком не воевали с другими государствами, а во-вторых, у них не было такого дипломатического задела в отношениях с Советским Союзом.

На тот момент советским послом в Англии был Иван Михайлович Майский, через которого англичане уже тогда предлагали СССР определенные услуги на случай войны. Майский имел выход на Черчилля и британский кабинет министров, где уже активно прорабатывались идеи относительно войны с фашистской Германией, поэтому процесс предоставления помощи пошел довольно быстро.

В Штатах ситуация была совершенно иная: американцы почти ничего не предлагали СССР на случай вступления в войну. После начала военных действий советский посол Константин Уманский пять дней не получал никаких установок из Москвы насчет того, как вести себя в сложившейся обстановке, из-за чего откладывал встречу в Белом доме. Только 26 июня 1941 года произошла первая встреча Уманского с Самнером Уэллесом, который формально был первым заместителем госсекретаря, но на деле руководил Госдепартаментом. С самим Рузвельтом Уманский встретился лишь в начале июля, и тогда президент дал зеленый свет конкретным действиям по поводу начавшейся войны и американской помощи СССР.

29 июня Уманскому поступило первое более-менее конкретное указание из Москвы относительно того, что необходимо Советскому Союзу: очень краткая заявка с просьбой о выдаче кредита на пять лет. За этим последовали долгие переговоры.

Рузвельт, как и многие к тому времени, знал, что нападение на СССР неизбежно, эти сведения долгое время просачивались по многим каналам. Президент никогда не верил в то, что советско-германское согласие и взаимодействие сохранится надолго, поэтому для него германо-советская война не стала большим сюрпризом.

Другое дело, что программы подготовки к войне, которые развивались на тот момент в США, носили весьма осторожный характер. Большинство сотрудников Государственного департамента считали, что Советский Союз будет в лучшем случае попутчиком и не имеет никакого смысла вкладывать в него значительные ресурсы, поскольку он через два-три месяца неизбежно падет и достанется на растерзание немцам.

Рузвельт в ходе личной встречи сказал послу Уманскому, что вопросом помощи СССР будет заниматься Гопкинс и говорить обо всех делах нужно именно с ним. Через несколько дней после встречи с президентом советский посол встретился с Гарри Гопкинсом, а затем сообщил в Москву, что Гопкинс действительно может помочь.

Гопкинс был человеком дела: никаких сантиментов, никаких дипломатических протокольных препятствий. Черчилль называл его «лорд Суть Дела», имея в виду человека, который зрит в корень любой проблемы и в состоянии сразу понять, что в сложившихся обстоятельствах главное и как нужно действовать. Именно с этого момента Рузвельт и Гопкинс стали главными сторонниками советского ленд-лиза, хотя Америка сама еще была недостаточно готова к войне и ей, особенно после Перл-Харбора, необходимо было решать собственные неотложные проблемы.

После визита в Лондон Гопкинс прилетел в Москву. Идея этой поездки была во многом его собственной, хотя Майский всегда считал, что именно он подтолкнул к ней американца. Гопкинс отправил Рузвельту телеграмму из Англии: он был намерен слетать в СССР и поддержать советское государство. Президент США воспринял идею с энтузиазмом, однако не дал Гопкинсу никаких конкретных инструкций, что лишний раз доказывает, насколько президент доверял своему советнику и его суждениям.

Рузвельту было важно мнение Гопкинса об атмосфере и настроениях в Москве. Несмотря на то что в СССР советник президента США не увидел практически ничего – общался он только со Сталиным и его ближайшим окружением, – ему стало вполне понятно, что на самом деле происходит в стране. Гарри Гопкинс добирался в столицу Советского Союза почти сутки через Скандинавию, сидя в хвостовом отсеке самолета на месте пулеметчика без всякой защиты. Тем не менее разнообразные неудобства не помешали ему сразу же после перелета встретиться с Иосифом Сталиным.

Надо сказать, что оба политика произвели друг на друга сильное и благоприятное впечатление. Сталин потом скажет, что Гарри Гопкинс был первым американцем, с которым он говорил по душам. Деловой откровенный тон советника президента США, его разговор без демагогии и дипломатии с самого начала, видимо, очень понравились советскому вождю.

Гопкинсу же было важно убедиться, что советское руководство, и прежде всего Сталин, настроено на сопротивление немцам до конца, поскольку в мировом сообществе преобладало мнение о том, что максимум через два-три месяца СССР будет разгромлен и сдастся. Между тем у Рузвельта было ощущение, что Россия продержится, и в подтверждение этого президент США в июне 1941 года написал заметку о том, что Советский Союз может сыграть более важную роль, чем просто отвлечение фашистской Германии на Восточном фронте, и тогда исход войны будет другим. В СССР Гарри Гопкинс точно так же удостоверился в этом, увидев несокрушимый боевой настрой в Кремле.