Белые пятна Второй мировой - [2]

В 1940 году, в критический для США предвоенный период, Гарри Ллойд Гопкинс становится специальным помощником президента. Франклин Рузвельт уже тогда начал активно привлекать Гопкинса в качестве советника по военным вопросам. Разумеется, Гопкинс играл роль не военного стратега, а незаменимого и доверенного помощника президента по подготовке страны к войне. Так, однажды придя к Рузвельту на ужин, Гопкинс остался в резиденции первого лица государства на три с лишним года. Он сопровождал президента в поездках в его имение Гайд-Парк на реке Гудзон и был при нем практически постоянно, став таким образом уникальным по влиятельности человеком, необыкновенно тесно связанным с главой государства.

Чем можно объяснить такое сильное влияние Гарри Гопкинса в Белом доме: психологической зависимостью Рузвельта от своего помощника или исключительным интеллектом и работоспособностью Гопкинса? На самом деле свою роль здесь сыграли и расчет, и эмоции. Расчет заключался в том, что Рузвельту с его массой невоплощенных идей оказались весьма полезны и даже необходимы деловые качества Гарри Гопкинса. Гопкинс не был мыслителем, зато умел переводить весьма расплывчатые идеи президента на язык конкретных действий и претворять их в жизнь. Взявшись за дело, он умело обходил запутанные бюрократические препоны и мог, минуя кабинет министров, наладить реализацию тех или иных программ, зачастую весьма масштабных.

Кроме того, Гарри Гопкинс служил Рузвельту связующим звеном с окружающим миром и ключевыми фигурами того времени. Советник президента первым познакомился с британским премьер-министром Уинстоном Черчиллем в июле 1940 года – Рузвельт с ним тогда еще не встречался. Именно первые впечатления Гопкинса о Черчилле оказались очень важными. То же самое было и со Сталиным: в конце июля – начале августа 1941 года, в критический момент для Советского Союза, Гопкинс совершил первую поездку в СССР. Иными словами, Гарри Гопкинс несомненно являлся правой рукой президента США и его доверенным лицом во всех важнейших государственных вопросах.

Что же касается чувств, то между Рузвельтом и Гопкинсом была, безусловно, какая-то эмоциональная близость. Гопкинс стал для президента постоянным компаньоном: у них было много общего, и они часто хорошо проводили время вдвоем, рассказывая друг другу разные истории.

Существует версия, что Гарри Гопкинс был советским агентом. Однако на деле она не подтверждена никакими серьезными документами – в лучшем случае можно говорить о том, что Гопкинс был кем-то вроде агента влияния, то есть информация, которую он гипотетически мог передавать, возможно, использовалась советскими властями. Убедительных подтверждений этому также нет, кроме одного-единственного факта. После военного совещания в мае 1943 года было принято решение об отсрочке открытия второго фронта. Согласно изысканиям одного довольно уважаемого американского военного историка, Гарри Гопкинс, который присутствовал на этом совещании (как и почти на всех военных совещаниях того времени), впоследствии якобы раскрыл какие-то детали заседания в беседе с советским военным атташе Беляевым в Вашингтоне. Разумеется, данный случай ничего не доказывает, хотя и заслуживает отдельного внимания.

Франклин Рузвельт понимал и чутьем и рассудком, что Второй мировой войны не избежать и что США рано или поздно придется вступить в нее. Это хорошо понимал и Гарри Гопкинс. Здесь, как и во многих других вопросах, президент и его советник мыслили в унисон, и в этом была сила Гопкинса: он прекрасно знал, чем дышит и о чем думает глава государства. Поэтому и Рузвельт как политический и государственный лидер, и его ключевой помощник Гопкинс прекрасно осознавали, что страну необходимо подготовить к большой войне, прежде всего в материальном плане. Настоящая американская военная программа – масштабная мобилизация промышленности – началась еще в конце 1939 года, а широкая программа конверсии стартовала уже после вступления США в войну – к началу 1942 года она была полностью запущена.

Однако готовить Америку к войне нужно было и политически, и психологически: до сих пор страна жила, руководствуясь так называемой политикой изоляционизма, то есть минимального участия в международных делах. Идея воевать в далекой Европе или в чужой и непонятной Азии была неприемлема для большинства американцев, поэтому Рузвельт и Гопкинс, который тоже очень хорошо понимал, чем дышит страна, постепенно, маленькими последовательными шагами приближали вступление США на тропу войны, и в этом смысле это была довольно тщательно спланированная еще и политическая стратегическая операция.

Жестокое и внезапное нападение японцев на Перл-Харбор 7 декабря 1941 года значительно содействовало вступлению США в войну: после этого инцидента уже не было никаких сомнений, что Америка должна ответить силой на силу, должна воевать. Впрочем, еще до Перл-Харбора, после вступления в войну СССР, в июле 1941 года Рузвельт дал указание своим военным составить план того, что потребуется для противостояния с Германией.

У президента Рузвельта были проблемы с Конгрессом: изоляционисты и настроенные против участия в войне в Европе республиканцы тогда были достаточно сильны. Даже закон о ленд-лизе (программе поставок боеприпасов и продовольствия странам-союзникам), в обсуждении которого участвовал и Гопкинс, был принят с большими дебатами и далеко не при подавляющем большинстве проголосовавших за него.