Белые Мыши на Белом Снегу - [30]

Полина аж подскочила на стуле:

- Извините!..

- Да ничего, я привыкла, - женщина перевернула плотный лист. - Многие так смотрят.

- Но вы же меня не видите! - пробормотала Полина. - Как вы...

- Почему же не вижу? Прекрасно вижу. Грош была бы мне цена как дознавателю, если бы я не владела боковым зрением.

- Ничего себе... Вот бы мне так научиться...

- Вы кем работаете?

- Я учусь. В ремесленном, на радиомонтажницу.

- Хорошая профессия, - кивнула дознавательница, - но там эти навыки ни к чему. Там, наоборот, ценится умение концентрировать взгляд на мелких деталях, а боковое зрение только отвлекает от работы.

- Нет, ну здорово! - Полина восхищенно хлопнула себя по коленкам, сделавшись на секунду самым обыкновенным ребенком. - Вы и о профессиях все знаете!..

Женщина сдержанно засмеялась:

- Это все память и логика, моя милая. Тренируйте память, читайте, и будете знать не меньше.

- А скажите, сложно стать дознавателем? - осторожно спросила Полина.

- Младшим - нет. Сложно б ы т ь дознавателем и не превратиться в обычного чиновника, который только штаны на службе протирает. Таких ведь много, не только у нас, а везде.

Трубин дописал и вопросительно поднял глаза:

- Я - все. Можно просто оставить?

- Не просто, - женщина встала из-за стола, подошла и взяла исписанный лист. - Я зарегистрирую ваше заявление, сниму копию, а оригинал отдам тому, кому он адресован - Голесу. И не волнуйтесь, это же документ, - она чуть встряхнула листком. - Идите спокойно домой, время позднее.

Выходя, я взял сверток с полки, и дознавательница тоже ничего не заметила - она стояла и внимательно читала заявление.

Внизу мы забрали вещи из гардероба, оделись и вышли на улицу. Метель кончилась, небо очистилось, и теперь на нас смотрели острые колючки звезд. Стало заметно холоднее, изо рта у меня вырывался густой пар.

- Подморозило! - Трубин с силой потер ладони одна о другую. - Ну вот, дело сделано, можно и поужинать, - вид у него был бодрый, но я чувствовал, что он сильно нервничает. - Есть хочется - сил нет. Пойдемте.

- Везет ей, - пробормотала Полина, - дознавательнице. Работа интересная, платят, наверно, хорошо... талоны желтые, пайки...

- Вы совершенно точно кушать хотите! - заулыбался ей Трубин. - Раз говорите о пайках.

- Да я не о пайках, я - вообще...

Улицы были пусты, как в сказке, лишь окна горели, отбрасывая на снег ровные квадраты желтого света. В квартирках кипела жизнь, люди ужинали, разговаривали, слушали последние новости по радио, дети носились, играя в войну, женщины развешивали белье и стелили кровати. У кого-то на стене - как недавно у Полины - я увидел часы, они показывали без четверти одиннадцать. Время еле двигалось, и я не мог понять, в чем дело. Столько случилось событий, а время - десять сорок пять. Всего-то четыре часа прошло с тех пор, как я украл эту несчастную куртку, лежащую теперь в глубине туалетного шкафчика в Управлении Дознания...

Улица круто повернула, и мы очутились на широком проспекте, по которому, жужжа, проносились редкие машины. Замерзший постовой в тулупе стоял в своей будке, съежившись и грея в воротнике лицо. Несколько рабочих возились в открытом люке, один держал фонарь и изредка давал советы (снизу отвечали: "Закрой рот!"). Дворничиха шла, неся охапкой, как цветы, три или четыре фанерных снеговых лопаты. У булочной разгружали большой бледно-синий фургон с наклонными буквами: х л е б, вытаскивали по направляющим лотки с ровными рядами буханок и осторожно ставили на низкую тележку, чтобы завезти внутрь магазина - оттуда шел плотный, теплый запах выпечки.

Я засмотрелся на фургон и чуть не врезался лбом в фонарный столб: все-таки неудобно с одним глазом. Полина испуганно схватила меня под руку:

- Ой, Эрик, что же ты так?!.. Что ты там увидел?

- Мирная жизнь, - ответил я.

- Ну, так ведь и не война, - удивилась девушка. - Что ж ей не быть мирной?

- В другом смысле, - я улыбнулся. - Некоторые вот этого не понимают: вечер, булочная, хлеб привезли. Смотри, канализацию чинят... Им кажется - так и должно быть, а ведь это - счастье...

Трубин весело поглядел на меня:

- А вы, Эрик, философ!.. Слушайте - нескромный вопрос - а что такое вы с собой таскаете? Паек, что ли?

- Да нет, какой паек! - мне удалось полностью сохранить естественные интонации. - Будете смеяться: одеяло. Старое одеяло. Дверь хочу утеплить, дует, а тут смотрю - валяется в больнице, никому не нужное. Они разрешили - я и взял. Хотите, покажу?

- Не надо, не надо! - Трубин со смехом замахал руками. - Я из простого интереса спросил. На что мне ваше одеяло? А насчет двери - вы молодец, я бы не додумался...

Мы пересекли проспект, и я увидел то самое кафе, куда вела нас жертва моей кражи: три окна чуть на разной высоте, стертые ступеньки, низкая крыша. Надпись "К а ф е" лесенкой по стеклу, рядом пожарный щит с баграми и лопатами, открытый песочный ящик.

- А почему оно работает? - удивилась Полина. - Времени-то уже часов одиннадцать!..

- Для ночных сотрудников, - объяснил Трубин. - Не волнуйтесь, пропуск у меня есть, ну, а вы - со мной, естественно.

Я шел и улыбался, предвкушая ужин, за который не придется платить, и обещанную завтра зеленую карточку. Пока все складывалось в мою пользу: даже если бы Трубин вдруг решил посмотреть, что у меня в свертке (а такое могло случиться, люди разные), он увидел бы только драное, полусгнившее, грязное одеяло. Неприятное зрелище, но зато я - чист, как стекло.