Белые мыши - [28]

Голос по ретрансляции просит нас выключить мобильные телефоны. Стэнов я выключил больше часа назад.

Биби останавливает стюардессу.

— Курить можно?

— Табло, разрешающее курение, еще не зажглось, мадам.

— Ну да, но позже-то я смогу закурить?

— Рейс для некурящих, мадам.

Биби окидывает стюардессу неприязненным взглядом, однако, открывая рот, поворачивается ко мне:

— Вот и задавай им после этого простые вопросы, верно?

Стюардесса, решив, что уделила нам достаточно времени, удаляется по проходу. Биби права, вопрос был из простых. Я все еще пытаюсь подбодрить стюардессу, сочувственно глядя ей в спину. Впрочем, она этого все равно не видит.

Биби вздыхает:

— Всегда ненавидела полеты.

— А мне они когда-то нравились, — говорю я. — Помню самый первый, я еще маленький был. Мы летели в Грецию, отдыхать, и когда подлетали к острову, как раз пришла моя очередь сидеть у окна. Мы кружили над островом, и я видел очертания берега, мелководье вблизи него и глубины вокруг.

— И что потом — ты пресытился? Если хочешь к окну, только скажи.

Я качаю головой.

— Спасибо. Чем выше я становился, тем меньше мне нравилось летать. Главным образом из-за тесноты. Я ощущал себя вмятым в кресло, а мне это было не по душе.

— Тут-то тебе места для ног хватает? Мы же не в экономическом классе.

— Все отлично. Собственно, потом перелеты мне снова понравились.

Какое-то время самолет набирал скорость, и теперь нос у меня вибрирует, это шасси отрывается от полосы. Когда я летел в последний раз, эта часть полета особенно пришлась мне по душе. В первую очередь — ощущение полной расслабленности, возникающее, когда задирается нос самолета. Отрыв от земли — самый опасный момент, тут тебе остается одно — смириться с ним. А я столько лет пребывал в напряженном состоянии, что расслабление приводит меня в экстаз. Напряжение спадает так быстро, что я словно бы весь размякаю.

Самолет рвется вперед, набирая все большую скорость, разворачивая наши тела под углом в сорок пять градусов. Я закрываю глаза и воображаю внезапный взрыв, шар огня, летящий по салону от носа к хвосту. Летит он в десять раз быстрее самолета, и пока тот с ревом рушится наземь, пламя выжигает салон дотла. Обращая меня в пар. Приподнятое настроение не покидает меня, даже когда на высоте в тридцать тысяч футов самолет выравнивается. Повернув голову влево, я смотрю на Луизу. Никаких признаков того, что она пришла в себя, так и не видно, она все еще пребывает в состоянии, чреватом самоубийством на нервной почве.

Пытаюсь смотреть телевизор — экран вделан в кожаную спинку сиденья передо мной. Показывают новый голливудский фильм с одним из братьев Болдуин в главной роли, однако Биби его уже видела, она то и дело наклоняется к экрану и проводит пальцем по лицу Болдуина. Палец оставляет на жидкокристаллическом экране похожий на ссадину цветной отпечаток, через миг блекнущий.

Немного погодя Биби задирает майку и легонько подпихивает меня в бок локтем. На животе ее рядком наклеены три полоски антиникотинового пластыря.

— Как по-твоему, эти штуки помогают?

— Думаю, да. Я их ни разу не пробовал.

На самом-то деле я в них не верю. Насчет научной стороны дела я не в курсе, но знаю, что уверения косметических компаний, будто их увлажняющие кремы проникают в подкожный слой, — вранье, потому что кожа водонепроницаема. Хотя черт его знает, может, вода сквозь кожу не проходит, а никотин — сколько влезет.

Биби говорит:

— Если с ними заснуть, снятся совершенно бредовые сны.

— Тогда лучше бодрствуй.

— Бодрствуй или усни.

И через несколько минут она уже спит. Голова ее лежит на моем плече. Некоторое время я читаю газеты, потом выбираюсь из кресла и иду в туалет. Чтобы попасть в него, приходится неуклюже маневрировать, а когда я в самом конце оглядываюсь, то натыкаюсь на взгляд Фрэда. С той минуты, как его попросили выключить мобильник, он разговаривал по радиотелефону, вмонтированному в подлокотник кресла. Как только наши взгляды встречаются, он опускает веки, кивает мне и улыбается.

Я киваю в ответ.

Когда мы добрались до аэропорта, Фрэд уже ждал нас там. Объяснив водителям, как проехать к залу вылета, и велев им дождаться его, он быстро провел меня в сервисное бюро для пассажиров первого класса компании «Свисс-Эйр». Там я расписался за доставленный на мое имя конверт. Я еще раньше сказал Фрэду, что мой паспорт — в камере хранения Северного вокзала, но на него это никакого впечатления не произвело. Фрэд просто ответил, что в течение часа мне привезут в аэропорт другой.

В туалете самолета я еще раз изучаю фотографию в моем новом паспорте. Человек на ней почти лишен сходства со мной, разве что глаза у него расставлены широко, ну и еще он блондин. Имя — Карло Тьятто — звучит неправдоподобно. Хотя в итальянской «Серии А» есть футболист с такой же фамилией.

Чищу зубы щеткой из пластиковой сумочки, которые «Свисс-Эйр» выдает своим пассажирам. Зубы у меня каждые несколько часов точно мхом обрастают — как будто мой организм слишком устал, чтобы сражаться с ордами бактерий, накатывающими на меня волна за волной. Я понимаю, что в самолете поспать не удастся — до Женевы и лететь-то всего ничего. Так что не стоит и пробовать. Я не стал спрашивать Фрэда, почему мы летим в Швейцарию, а не в Италию, но Биби уже объяснила мне, что мы проведем несколько дней на вилле Осано, вблизи Итальянских Альп. И что успеем еще, пока не начнутся показы в Нью-Йорке, немного покататься на лыжах.