Белые кони - [46]

— Откуда вы? — спросила Катерина.

— «Из лесу, вестимо…» — ответил Слава.

— Идемте с нами.

— Куда?

— В клуб.

— Не помешаю? — спросил Слава.

Катерина снова засмеялась. У нее ярко блестели глаза.

— Идемте, идемте, — повторила она, беря инженера под руку. — Ты что, Яша?

— Закурить надо, — вытаскивая папиросы, хмуро ответил парень.

— Может, сигареты? — предложил Слава.

— Ничего… Нормальный ход, — неясно сказал Яшка. Он приостановился, чиркая спичкой и закуривая, и, глядя на медленно уходящих инженера и Катерину, подумал: «Ну погоди! Я тебе рога обломаю. Будешь знать, как на чужих баб заглядываться».

Ровно в двенадцать движок за речкой заглох и музыка в клубе прекратилась. Зажгли керосиновые лампы. Гармонист, шофер Федя, поставил на колени гармонь и сыпанул для пробы.

По деревне идетё

Играетё и поетё!

— Эх ты! Ух ты! — внезапно изменившимся горловым голосом прокричал Федя.

Мое сердце надрываетё

И спать не даетё!

И залилась, зазвенела гармонь, но Федя уже не пел — начало пляскам было положено.

До двенадцати были обычные танцы — танго, вальсы, фокстроты. Танцевали не хуже, чем в городе. Иные ловко выделывали ногами пируэты. Слава танцевал с Катериной и с другими девушками, которых было гораздо больше, чем парней. На него заглядывались, а одна девушка, с длинной толстой косой, даже пригласила его на дамский танец. «Вы имеете успех», — шепнула ему агрономша. «Стараюсь», — ответил Слава. Федя играл долго. Девушки теснились около стены, хихикали, подталкивали друг друга, но никто из них не осмеливался войти в круг первой. Наконец вытолкнули одну, толстенькую, рыжеватенькую, с конопушками на круглом лице, и Слава был поражен происшедшей на глазах перемене. Девушку будто подменили. Нет, это была уже не толстенькая конопатая девчонка. В круг вышла красавица, серьезная, побледневшая от волнения. Она медленно, еле слышно постукивая каблучками, прошлась по кругу, еще раз и еще, потом кивнула Феде, и тот, скосив глаза, ахнул по белым пуговкам клавишей, а девушка, взмахнув сорванным с головы платком, вдруг звонко и часто задробила.

Разрешите поплясать,

Разрешите топнуть! —

резким сильным голосом пропела она и снова пошла дробить, да так, что потрескивали сухие половицы.

Неужели в вашем доме

Половицы лопнут?!

Но когда девушка, закончив пляску, засмущалась и стала прятаться за спины подруг, она снова сделалась толстенькой и незаметной. А по кругу тихо шла вторая, красивее прежней…

Долго длились пляски. Вышла в круг и Катерина. И Слава не мог уже оторвать от нее глаз. Пронесся быстрый шепоток среди девушек. Насмешливо смотрели на инженера парни. Похмурел Яшка Шамахов. Катерина шла по кругу легко и непринужденно. Остановилась она перед Яшкой.

Дайте круг! Дайте круг!

Дайте круг пошире!

Буду шо́фера любить,

Кататься на машине!

Яшка вышел в круг. Медленно ходил вокруг агрономши парень, молодой и ладный, в тугой гимнастерке. Катерина глядела на него задумчиво и строго. Дрожали в керосиновых лампах тонкие языки желтого пламени. Смотрел на Катерину и Яшку Слава и вдруг остро почувствовал себя лишним, чужим. Сладко и жалостно резануло по сердцу. Повинуясь первому охватившему его чувству, он незаметно вышел из клуба, перешел дорогу, сел на березовую колодину около сарая с провалившейся крышей и закурил.

Много всякого, хорошего и плохого, узнал Слава Ермолин о колхозной агрономше. Говорили, что бросил ее муж, а нет ничего страшнее для деревенской женщины, чем быть брошенной, будь она хоть раскрасавица. В деревнях редко расходятся, терпят любого мужика — побои терпят, а если случается развод, все равно обвинят в нем бабу, и тогда лучше не показываться ей на люди — засмеют. В глаза никто не посмел бы сказать Катерине то, что говорили на посиделках за глаза. Была Катерина резковата с людьми. Слава не раз замечал, как при появлении агрономши усерднее начинали работать колхозники. Одно то, что агрономша ездила верхом на горячих конях и ходила в брюках, имело для деревенских жителей немаловажное значение. Говорили, что в городе у нее завелся какой-то чин, что, когда приезжали на посевную солдаты, похаживал к ней их начальник, старший лейтенант, будто бы и Митька Коноплев, майор, председателев сын, заворачивал в избу Шамаховых. Да мало ли чего болтали злые бабьи языки.

Из клуба доносился стукоток каблуков. Шел второй час ночи. На востоке, со стороны Красных островов, чуть посветлело, но свет еще был далеким, не достиг деревни, и пока кругом Славы стоял темный и пахучий сумрак. Слава поднялся и пошел по улице. Внезапно он услышал быстрые шаги и обернулся. К нему бежала Катерина.

— Вы не туда идете, — задыхаясь, сказала Катерина.

— Да? — спросил Слава и протянул ей руку. — Ведите.

— Домой?

— Все равно.

Яшка выбежал на крыльцо сразу же вслед за агрономшей. Он видел, как она нагнала инженера, как взялись они за руки и пошли по глухой, сумрачной деревне.

— Изуродуем? — предложил вышедший на улицу Федя.

Яшка крепко потер лицо ладонью, не ответил и вошел обратно в клуб.

Глава девятая Льняное поле

Они шли по льняному полю. Тихо вырастали на пути снопы льна, уложенные в бабки. В ближних хорошо различался каждый стебелек, но дальние сливались в бесконечную линию. Было сухо, тепло, все шире разгорался восток, мир казался огромным и пустым. Огромное пустое небо, огромное пустое поле, ни звука, ни шороха, ничего живого в этом мире не было слышно. Пахло землей, льном и росой.