— Ребятки, ребятки, — сказала Марья Петровна. — Мне ведь умирать пора…
Этим же утром выпускники уехали в свои края. Марья Петровна и Николай Елпидифорович проводили их до автобусной станции и стояли на морозе до тех пор, пока автобус не исчез за поворотом.
— Такие пирожки-шанежки, — озабоченно проговорил Мужиков. — Значит, денька через два отправлю к вам грузовик.
Он почему-то не смотрел учительнице в глаза и, торопливо попрощавшись, ушел. Уже тогда, глядя в сутулую спину завроно, Марья Петровна почуяла неладное, сразу не поняла, в чем дело, но, придя домой, раздумалась и решила узнать, каким образом удалось ее ребяткам достать квартиру.
И на следующий день Марья Петровна пришла в роно, к Николаю Елпидифоровичу, в приемной которого уже было полно народу. Она заняла очередь и присела рядом с молодой женщиной. Женщина посмотрела на Марью Петровну и вежливо поздоровалась.
— А я вас, извините, не припомню, — ответила учительница. — Из какой школы?
— Из четвертой.
— Математик от вас уехал…
— Сбежал, — грубовато ответила женщина. — Сбежишь…
Она открыла сумочку, достала сигареты и закурила.
— Трудная школа, — сказала Марья Петровна, неодобрительно глядя на женщину.
— Везде трудно. Дело не в этом…
— Вы по какому вопросу? — помолчав, спросила Марья Петровна.
— Жить негде. — Женщина глубоко затянулась. — Четвертый год квартиру с мужем снимаем. Он тоже учитель. Квартиру… Так, уголок. Четвертый год! Вы понимаете?! А я на третьем месяце… Дрова, печка, вода из колодца… Совсем недавно говорили, что все в порядке, номер квартиры назвали, этаж, мы уж и смотреть ходили. А вчера… Я понимаю! Я все понимаю, но мы-то в чем провинились?!
В груди у Марьи Петровны похолодело и часто забилось сердце. «Ох, ребятки, ребятки, — подумала она. — Вот тебе и урок…»
— Ты вот что, молодая-красивая, — строго обратилась она к женщине. — Папироску-то выбрось. В твоем положении…
— А-а-а, — отмахнулась женщина. — Не до положения…
— Выбрось, выбрось, — повторила Марья Петровна. — Не себя, так ребенка пожалей.
Женщина посмотрела на Марью Петровну и смяла сигарету. Из кабинета вышел очередной посетитель. Марья Петровна молодо поднялась и направилась к двери заведующего.
— Позвольте! — остановил ее какой-то мужчина, но сразу же улыбнулся. — Марья Петровна… Пожалуйста, пожалуйста.
Марья Петровна зашла в кабинет.
Вышла она скоро, и двух минут не прошло, не одна, вместе с завроно.
— Ты меня, Коля, не провожай, — громко сказала Марья Петровна. — Тебя народ ждет.
— Я на минуточку, товарищи, — обратился Николай Елпидифорович к присутствующим.
Он довел учительницу до уличных дверей и не в первый раз предложил:
— А то подвезу. Тут недалеко. Мигом.
— Машина твоя не пройдет, — улыбнулась Марья Петровна. — Ко мне ехать — одни сугробы.
— Не пройдет, — согласился Мужиков. — Сугробы. Марья Петровна, вы уж… Весной обязательно! Вы уж…
Марья Петровна спустилась по широким ступеням на занесенный снегом тротуар и, часто взмахивая рукой, пошла по улице.
— Сугробы, — пробормотал Николай Елпидифорович, поежился от налетевшего студеного ветерка и заспешил в здание.
А Марья Петровна шла по-молодому споро, улыбалась так, что один из прохожих остановился и долго смотрел ей вслед. Нет, не обвиняла своих мальчиков и девочек старая учительница, они добра хотели, не зла, но почему-то именно теперь она с особой болью припомнила урок, как выкликала фамилии и словно наяву видела беленькую Оленьку Груздеву, погибшую в Сенявинских болотах.
А на улице родного городка было светло и чисто от белого-белого снега…
