Белые кони - [113]
— Не без этого. Четверо их у него было.
— Об них он и думал.
К столу подошел доктор наук Рассохин.
— Садись, Геннадий, садись! — подвигаясь, закричал Миша.
Рассохин присел, обнял Мишу, похлопал но спине. И Миша похлопал доктора.
— Дружки были — водой не разольешь! — обратился он к товарищам. — Бывало, где драка, там и мы! На кулачках тоже, бывало помню, первые. Правда, Геннадий?
— Первые не первые, а в обиду себя не давали.
— Помню, — усмехнулся Егорий Талан. — Такого драла давали — только пятки блестели!
— Это когда?! — заярился Миша. — Где?!
— На троицу. В Загарье. Али забыл?
— Не могло такого быть.
— Было, Миша, было, — сознался Рассохин. — Бежали мы от Таланов от Загарья до Морозовицы без остановки.
— А-а-а, — припомнил Миша. — В аккурат перед войной. Их сколько было-то? Человек, поди, двадцать?
— Двое нас было. Петруха да я, — сказал Егорий.
— У страха глаза велики, — поддакнул Митроха.
— А я ведь, Миша, тоже свою фамилию на рейхстаге оставил, — переменил разговор Рассохин.
— Ну?! — удивился Миша. — Не видал.
— Да разве увидишь? Там их сотни, тысячи были!
— Моя на левом столбе. Первым, значит, Стрельников расписался, комбат мой, а чуть ниже я. Как припечатал.
— Стрельников, — повторил Рассохин. — Знавал я одного Стрельникова…
— Не Сергея ли Васильевича?
— Верно, — несколько удивленно ответил Рассохин. — Сергея Васильевича.
— Коренастый такой. Крепкий.
— Мужчина здоровый.
— Шрам у него на правой щеке? — спросил Миша и показал, какой шрам был у комбата. — Отсюдова досюдова.
— Точно. Есть у него шрам.
— Он. Мой комбат, — уверенно сказал Миша.
— Да нет, — помолчав, возразил Рассохин. — Не может быть. Стрельников закончил войну в Вене.
— Да?! — спросил Миша и вдруг жарко покраснел.
— В Вене, — твердо повторил Рассохин. — Друзья мы с ним были. Одно время работали вместе. Теперь он на Дальнем Востоке. Генерал.
Егорий Талан и Митроха-безногий, молча слушавшие разговор, переглянулись.
— Он еще вот так шеей подергивал, — показал Миша Клин. — Вот эдак! Эдак. Разволнуется и вот эдак!
Рассохин долго смотрел в напряженные Мишины глаза и вдруг увидел в них такую мольбу, такое отчаяние, что на миг растерялся, но быстро взял себя в руки.
— На какой, говоришь, щеке шрам у твоего Стрельникова?
— На правой.
— А у моего на левой, — спокойно сказал Рассохин. — Запамятовал. Точно. На левой.
— Разволнуется и шеей подергивает, — повторил Миша и опять показал, как подергивал шеей комбат Стрельников. — Эдак…
— Не замечал, — ответил Рассохин. — Видимо, однофамильцы.
Он отвернулся от Миши, начал разговаривать с Таланом и Егорием, но о чем он говорил, о чем рассказывал и чему смеялся, Миша Клин не слышал. «Пропал, — проносилось у него в голове. — Теперь хоть на люди не появляйся. Засмеют. Чего делать-то? Чего?!» К Рассохину подошли барановские мужики и утащили за свой стол: всем было лестно посидеть и поговорить с доктором наук.
— Ты что, Михайло, загрустил? — спросил Митроха, как показалось Мише, с насмешкой.
— Башковитый мужик, Геннадей-то, — сказал Егорий Талан.
— Да уж не наш брат…
— У меня в отделении татарин был. Рашидом звали, — для чего-то начал припоминать Талан. — Пустым не приходил. Сутки будет сидеть, двои, а «языка» завсегда приволокет. Приташшит, бывало, и говорит: «Алла, алла, товарищ командир! Одна немец здесь, двух придушил».
— Врал небось?
— Кто его знает? — добродушно ответил Егорий. — Может, и врал. Здоров был, дьявол. Ручишши что лопаты. И десятерых придушит.
— На левом столбе, — пробормотал Миша. — Славка Шмелев подсаживал. Как сейчас помню…
Мужики чокнулись и молча выпили, не предложив Мише Клину. Миша посидел немного, потом поднялся и вышел на улицу.
— И на кой хрен ему надо было? — удрученно спросил Талан.
— Теперь гадай-отгадывай…
— На фронте чего не быват? Один, глядишь, просидел всю войну в штабе, а пришел — вся грудь в орденах. А другой пластался, кровушку лил, ан не приметили. Быват.
— Быват, — согласился Митроха. — Да ведь он повоевал-то всего ничего. Сказывал, представляли его к Отечественной, да документы, что ли, потерялись. — Митроха покурил, посмотрел на Егория и добавил: — А душа у него чистая.
— Ты гляди, Митроха, не гукни кому.
— Ну, — ответил Митроха. — Учи. А может, и бывал. Слыхал про шрам-то? У одного на левой, у другого на правой.
— То-то и оно.
Мужики помолчали, покурили, потом, поглядев друг на друга, разом встали и пошли к дверям.
Миша Клин стоял возле высокой поленницы, смотрел на желтый шар майского солнца, и было ему до того худо, что, кажется, будь у него пистолет, не задумываясь, всадил бы пулю во внезапно заболевшее сердце. Да как он сейчас зайдет в клуб? Какими глазами посмотрит на фронтовиков? Не простят ему мужики. Нет. Не простят. Ладно, прятался бы он за спины друзей, боялся бы за свою жизнь, виноват был бы в чем-нибудь! Не бывало такого. Не прятался, не боялся, воевал, как умел, как мог.
— Михайло! — послышался голос Митрохи-безногого.
Миша прижался к поленнице, уткнулся лицом в шершавую кору осины, от которой тревожно, по-весеннему пахло жизнью, и притих. Приблизились к Мише тяжелые шаги, остановились.
— Ишь ты куда схоронился, — проговорил Егорий Талан.
Всё началось с того, что Марфе, жене заведующего факторией в Боганире, внезапно и нестерпимо захотелось огурца. Нельзя перечить беременной женщине, но достать огурец в Заполярье не так-то просто...
Два одиноких старика — профессор-историк и университетский сторож — пережили зиму 1941-го в обстреливаемой, прифронтовой Москве. Настала весна… чтобы жить дальше, им надо на 42-й километр Казанской железной дороги, на дачу — сажать картошку.
В деревушке близ пограничной станции старуха Юзефова приютила городскую молодую женщину, укрыла от немцев, выдала за свою сноху, ребенка — за внука. Но вот молодуха вернулась после двух недель в гестапо живая и неизувеченная, и у хозяйки возникло тяжелое подозрение…
В лесу встречаются два человека — местный лесник и скромно одетый охотник из города… Один из ранних рассказов Владимира Владко, опубликованный в 1929 году в харьковском журнале «Октябрьские всходы».
«Соленая Падь» — роман о том, как рождалась Советская власть в Сибири, об образовании партизанской республики в тылу Колчака в 1918–1919 гг. В этой эпопее раскрывается сущность народной власти. Высокая идея человечности, народного счастья, которое несет с собой революция, ярко выражена в столкновении партизанского главнокомандующего Мещерякова с Брусенковым. Мещеряков — это жажда жизни, правды на земле, жажда удачи. Брусенковщина — уродливое и трагическое явление, порождение векового зла. Оно основано на неверии в народные массы, на незнании их.«На Иртыше» — повесть, посвященная более поздним годам.
«В обед, с половины второго, у поселкового магазина собирается народ: старухи с кошелками, ребятишки с зажатыми в кулак деньгами, двое-трое помятых мужчин с неясными намерениями…».
В сборник известного советского писателя Юрия Нагибина вошли новые повести о музыкантах: «Князь Юрка Голицын» — о знаменитом капельмейстере прошлого века, создателе лучшего в России народного хора, пропагандисте русской песни, познакомившем Европу и Америку с нашим национальным хоровым пением, и «Блестящая и горестная жизнь Имре Кальмана» — о прославленном короле оперетты, привившем традиционному жанру новые ритмы и созвучия, идущие от венгерско-цыганского мелоса — чардаша.
В новую книгу Людмилы Уваровой вошли повести «Звездный час», «Притча о правде», «Сегодня, завтра и вчера», «Мисс Уланский переулок», «Поздняя встреча». Произведения Л. Уваровой населены людьми нелегкой судьбы, прошедшими сложный жизненный путь. Они показаны такими, каковы в жизни, со своими слабостями и достоинствами, каждый со своим характером.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.