Белые камни - [8]

— Не отвлекайтесь, мужчины! — сказала Валерия. — Пора накрывать на стол.

Владислав вынул из ящика поблескивающий маломерный самовар.

— Такой маленький! — удивилась Магда. — И, конечно, без воды?

— Это бутафория, — пояснил Леонидов. — Чай — в обычном чайнике. А может, для начала выпьем сухого вина? Владислав, вы согласны?

Владислав вяло ответил:

— Я к этому равнодушен.

— А надо быть неравнодушным, — возразил Семен. — Лично я не пью совсем. И вам не советую.

— Вы что, в самом деле не хотите выпить за наших дам?

— За них — всегда! Но предпочел бы чай!

— Бережете здоровье? — спросил Леонидов. — А вот я не думаю о здоровье, но, запомните, все равно проживу дольше вас.

— Слава богу, живите и приносите свою пользу, — откусывая от большого куска торта, пробурчал Семен.

— И все же вы хитрите, — сказал Леонидов. Он отошел от стола и скоро вернулся с пакетом свечей, положил их на стол. — Хитрость, она вездесуща. Кто место себе выгадывает, кто козни против другого строит, чтобы изловчиться и ухватить кусок поболе. Но, заметьте, самая мерзопакостная — это жадючая хитрость, когда, с позволения сказать, человек думает только о себе, существует только для себя. И, как вы изволили выразиться, живет в свое удовольствие. Вся жизнь его посвящена этому, до минутки. Мы работаем — он хитрит. Нас с его помощью оттеснили в тень, он — на солнышке. Потому что совести в нем — ни на грош, той самой совести, о которой мы с вами говорили. Не то чтобы он о ней не имел никакого понятия, она ему просто не нужна. С ней он не преуспеет.

— Пусть себе выгадывает кто хочет, — сказала Валерия. — Мне как-то все равно. Ну и лопнет он рано или поздно, как пузырь.

— А Сеня слушает да ест, — ухмыльнулся Леонидов.

— У него сегодня праздник, — сказал Александр. — Картина Сени попала на выставку.

— И вы молчали? — удивилась Магда.

— Одна за всю жизнь! — резюмировал Леонидов. — Ра-бо-тать надо, Семеон, работать!

На лужайку опустился ночной мрак, острее запахло скошенным сеном, из низины вместе с токами теплого воздуха доносился густой аромат болотных трав. На какую-то минуту стало так тихо, что сделалось отчетливо слышным кваканье лягушек. Из уснувшего леса долетел приглушенный крик потревоженной кем-то птицы.

— Совсем как в деревне, — сказала Валерия. — Траву-то надо бы поворошить да завтра еще стожок поставить. Пропадает сено, а кому-то корову кормить нечем.

— Касьян печалится об этом же, а вот в деревню возвращаться не хочет. Я с ним не единожды беседовал. Да вон он, — кивнул Леонидов, — обходит владенья свои.

На краю поляны и впрямь затемнела фигура человека. Она двигалась вдоль забора. Касьян шел, то и дело останавливаясь и, видимо, прислушиваясь к голосам.

— А мы ему сейчас посветим! — весело сказал Семен.

Он схватил охапку сена и понес к собранным в кучу хворостинам. Так же быстро Семен чиркнул спичкой и бросил ее на сухую траву. Пламя костра тотчас раздвинуло темноту, заплясало оранжевым светом на лицах, к небу потянулся сизый дым.

— И дым отечества мне сладок и приятен! — торжественно продекламировал Семен.

— А мне, — осуждающе сказала Валерия, — он ест глаза! Ну зачем вы жжете сено?!

— Сами же сказали, что оно здесь пропадает зря. Имеем мы, в конце концов, право отдохнуть? Предположим, я и Евгений Семенович — свободные, художники, но ведь у вас-то отпуск раз в году!

— А у нас — никогда, — уточнил Леонидов. — И Валерия права, не кощунствуйте, это все равно что жечь хлеб.

— Пожалуйста, — уступил Семен. — Не хотите света, пусть тлеют головешки.

— Пусть. Зажжем лучше свечи! — сказал Леонидов. Он разорвал бумажный пакет, высвободил свечи и зажег их одну за другой.

На столешнице встал ровный ряд горящих свечей, и все окружили их, завороженно глядя на мерцающее пламя.

— Красиво, — глядя на свечи, тихо сказала Магда. — Такой вечер, видно, уж не повторится никогда. Настоящий праздник души…

— Это все Евгений Семенович, — так же тихо отозвалась Шурочка. — Я очень благодарна, что он пригласил меня сюда.

Леонидов, как будто не слыша этих слов, прохаживался вокруг стола. В его руках поблескивал фотоаппарат, и он время от времени нажимал спуск.

— Неужели у вас что-нибудь получится? — спросила Валерия. — Тьма, хоть глаз коли.

— Объектив — не глаз, — самоуверенно ответил Леонидов, — тем более, когда заряжена сверхчувствительная пленка. Магда, — попросил он, — поверните лицо к Александру. — И снова щелкнул затвором.

Потом он направился к Валерии и вполголоса запел:

И будет нам вечно Валерия сниться,

Будут сниться с этих пор…

Следующие слова песни подхватили все:

Остроконечных елей ресницы

Над голубыми глазами озер…

Наступившую тишину вновь нарушил Леонидов:

— Пройдет какая-нибудь неделя, и все мы вернемся к своим хлопотным делам. Давайте поклянемся будущим летом снова встретиться здесь!

— Приезжайте лучше к нам на Белые камни, — сказала Магда. — У нас там ничуть не хуже.

— Это непременно! Но здесь родилась наша дружба, а такую родину мы обязаны чтить. Вы только посмотрите на звезды, на эту красоту вокруг! Если подумать да вспомнить, то мы ведь далеко не часто остаемся с мирозданием наедине, хотя все в мире едино. Так же, как и вы на своей реке только считанные разы катались в лодке при сиянии луны. Причем, учтите, за всю вашу долгую жизнь! Так и наше сегодняшнее свидание со звездами — редчайший случай, несмотря на то, что мы с ними, по сути, не разлучаемся ни на миг. Лично я оставался с мирозданием один на один всего лишь столько раз, сколько пальцев на моей руке. Редко мы вглядываемся в звезды, слушаем глубину небесного океана, шорохи и звуки земли — тоже. А надо бы чаще. Потом ничего этого не будет!