Белоснежка и Аллороза - [31]

Что знаю я? Чего не знаю?

Поэтому я притворяюсь, что знаю все.

— Что это значит? — Я пожал плечами.

— Эта модель применима к истории с Сарой. Она знает, какова ее система ирреальных представлений, но не сознает, что живет в этой системе. Она не понимает также, что ее знания, все стороны ее натуры становятся интегральной частью системы, импульсом к ее развитию.

— Во всем этом какой-то двойной смысл, софистика.

— Нет, мистер Хоуп, это не так. Проще простого объявить индивида, который знает о своей убежденности в том, что он является Наполеоном, таким же нормальным, как вы или я. Однако знание никоим образом не влияет на убеждение. Человек по-прежнему считает себя Наполеоном.

— Но Сара не выдает себя за кого-то другого.

— Сара утверждает, что ее отец имел любовную связь с другой женщиной. Этого не было. Сара убеждена, что его неверность лишила ее отцовской любви. И это неправда, фактически он любящий и преданный отец. Сара считает, что она должна быть единственным объектом отцовской привязанности, что она смогла бы заменить его воображаемую любовницу. Она предложила ему… впрочем, может быть, не стоит входить в детали.

— Нет уж, прошу вас, — настоял я.

— Она предложила ему себя. Ее подлинные слова: «Я хочу, чтобы ты пришел, опустился на четвереньки и лизал мою писку, пока я не приму тебя всего».

— Я этому не верю.

— Она повторяла это бесчисленное количество раз — здесь, у меня, своему терапевту. Говорила ли она все это в действительности — другое дело. Но она верит, что говорила. Вы можете прочесть в истории болезни, мистер Хоуп.

— Сара считает, что записи фальсифицированы.

— А, да. Мы все в тайном сговоре, чтобы удержать ее здесь. Ее мать заплатила нам всем — мистеру Риттеру, доктору Хелсингеру, доктору Бонамико, мне, всему медицинскому персоналу в «Убежище». Мы фальсифицируем записи, гипнотизируем Сару…

— Вы гипнотизировали Сару?

— Гипноз не входит в программу ее лечения.

— А что входит?

— Три раза в неделю она встречается с психотерапевтом. Кроме того, мы вводим лекарства т.р.д.

— Что это значит — т.р.д.?

— Извините меня. Три раза в день.

— Вы используете шоковую терапию?

— Этого пока не требуется. На Сару благотворно действуют лекарства, которые мы ей вводим. Вы бы видели ее, когда ее только что привезли! Не думаю, что вы бы узнали в ней ту самую молодую женщину, с которой можно просидеть час или два, наслаждаясь приятной, интеллигентной беседой. Хотя я должен предостеречь вас, мистер Хоуп, это не редкость для параноидальных шизофреников — чувствовать себя спокойно и расслабленно в больничной обстановке, особенно с теми, кто вызывает доверие. Как вы, например. В таком «безопасном» окружении пациент способен ораторствовать часами, без перерыва, проявляя последовательность, эрудицию, а порою и остроумие при условии, что предмет разговора остается нейтральным.

— Сара и я не касались ничего такого, что хотя бы отдаленно могло считаться нейтральным. Мы беседовали об ее отце, его смерти, его завещании. Мы обсуждали мнимую систему галлюцинаций…

— Мнимую? Нет, мистер Хоуп, подлинную. Сара Уиттейкер — очень больная женщина.

— Она не кажется мне больной.

— Ну… — Пирсон развел руками. — Ясно, не такой больной, какой она была, когда впервые появилась здесь. Благодаря лекарствам, которые подействовали. Но поверьте, ей предстоит еще долгий путь…

— Она была тогда другой, не такой, как сейчас?

— Начнем с того — и это типично для параноидальной шизофрении, — что она сразу объявила, что приехала сюда не по собственной воле, что ее привезли силой. Ее поведение…

— Так, собственно, и было, — вставил я.

— Да, но после осмотра, после слушания дела в суде, после того, как ее признали умственно неполноценной. Я уверен, вы знаете, какое было дано заключение.

— Да, все по закону.

— И приговор был справедливым. Ее бы не поместили сюда без причины, мистер Хоуп.

— Она логична и последовательна в своих рассуждениях. Была ли она такой, когда вы приняли ее?

— Абсолютно. Но логика логикой, а содержание ее речей — совсем другое дело.

— Что вы имеете в виду?

— Ну, разговоры ее вращаются исключительно вокруг заговора, тайного сговора, она утверждала, что не делала попыток к самоубийству…

— Полицейский офицер, который доставил Сару к Добрым Самаритянам, не заметил в ее комнате ни лезвия бритвы, ни пятен крови.

— Доктор Хелсингер видел рану на ее левом запястье.

— Но полицейский офицер обязан замечать такие вещи.

— При всем уважении к нашей полиции доктор Хелсингер куда более компетентен судить о попытках самоубийства. Суть в том, мистер Хоуп…

— Вот мы и дошли до сути…

— Да. Суть в том, что Сара была явно ненормальна, когда поступила к нам. Враждебна, подозрительна, взбудоражена — все симптомы параноидального состояния. Она…

— Допускаю, что у меня были бы те же симптомы, знай, что совершенно нормального меня препроводили в…

— Мистер Хоуп, она не была нормальной. Она больна. Пожалуйста, поймите это.

— Я пытаюсь понять, почему вы так считаете.

— Я пытаюсь убедить вас. Когда Сара поступила к нам, все ее рассуждения сводились к тому, что ее преследуют по ошибке. Она все еще настаивает на своем, утверждает, что разыскивала любовницу отца, — разве это противозаконно? Полиция же охотится за ней, хотя она никакого преступления не совершала. Голоса управляли ею, повелевая найти эту мифическую любовницу — Бимбо, как Сара ее назвала. Голоса требовали отыскать ее, противостоять ей, вернуть деньги, принадлежавшие ей, Саре, по праву, украденные у нее матерью и подружкой отца. Полиция была в сговоре с матерью. Сара же ничего не сделала противозаконного, а полиция схватила ее и поместила в «Убежище» против ее воли.