Белорусы: нация Пограничья - [65]
Здесь российский аристократ выступает как типичный представитель умеренного национализма имперского толка (по Энтони Смиту), который видит необходимость ассимиляции этнических групп с точки зрения интересов государства и ее бюрократии, но сам этническими вопросами мало интересуется и последние не вызывают у него особенных эмоциональных переживаний. Долгоруков, например, писал о жмудинах: «Хлебородная Самогития, близкая к морю и Неману, населенная бодрым и трудолюбивым народом, заслуживает особого внимания Правительства (...) сохранив жмудский язык (...) народ сей имеет еще, так сказать, некоторый вид самостоятельности». Похвалив бодрых «самогитов» за их трудолюбие, Долгоруков далеее преспокойно предлагает: «В ней (жмуди. — С.Т.) необходимо (...) устроить несколько русских селений, чтобы со временем коренные жители смешались с выходцами из Российских губерний» [203].
В начале 1830-х гг. одним из самых известных этнонационалистов среди высокопоставленных имперских чиновников стал Михаил Муравьев, который прославился жестокими и решительными действиями в качестве могилевского и гродненского губернатора во время восстания. Фактически он одним из первых достаточно ясно и четко сформулировал основы этнокультурной политики российского правительства в Западных губерниях. В своей записке, посланной в Петербург, Муравьев в первую очередь предлагал, чтобы все губернские чиновники назначались здесь из числа «коренных русских», поскольку без этого условия «нельзя приступить к каким-либо политическим преобразованиям, совершенно необходимым для уничтожения всех элементов, упрочивших отчуждение края сего от России» [204]. Затем Муравьев также предлагал ряд необходимых, с его точки зрения, мероприятий, среди которых выделял закрытие Виленского университета, отмену действия Статута ВКЛ, исключение польского языка из делопроизводства, образования и т.д. Многие из этих идей вскоре были реализованы на практике, хотя некоторые были признаны Западным комитетом (государственное учреждение, специально основанное для выработки правительственной политики в Западном крае) излишне радикальными. В своей записке Муравьев также сформулировал собственное видение этнического состава населения Беларуси: «Большинство населения Белоруссии было коренное русское, кроме помещиков, которые суть пришельцы и число коих весьма ограничено (... )» [205]. Именно этот тезис, согласно которому имперская власть брала на себя функции защиты коренного «русского» населения от «пришельцев поляков», стал позднее основным в правительственной агитации на белорусских землях. В 1839 г. в тексте указа Николая I об окончательном упразднении действии Статута ВКЛ говорилось: «Мы признали за благо распространить вполне силу и действие Российских законов на сии издревле русские по происхождению, правам и навыкам их жителей области» [206].
Реализация национальной политики, направленной на этнокультурную ассимиляцию больших масс населения, требовала значительных людских и финансовых ресурсов. Российское правительство пыталось опираться на чиновнический аппарат и униатское духовенство, которое в 1839 г. было присоединено к православной церкви. Оно не сомневалось, что ликвидация унии позволяла при помощи лояльного приходского духовенства установить полный идеологический контроль над крестьянским населением. Что же касалось многочисленной и бунтарской шляхты, то здесь главная роль отводилась системе образования, которая именно в 1830-х гг. была полностью переведена на русский язык обучения. Именно с этого времени можно говорить об активной экспансии российской культуры в Западных губерниях, осуществляемой при помощи политики правительственного национализма. Для обеспечения этой политики в ноябре 1833 г. был издан указ, который давал льготы учителям русского языка. Необходимость этого шага объяснялась следующим образом: «Для доставления юношеству Западных губерний образования совершенно в духе русском необходимо стараться, дабы русский язык посредством первоначального образования сделать там народным» [207].
Для достижения поставленной цели правительство планомерно выделяло средства для обеспечения школьных и общественных библиотек на русском языке. Причем особенное внимание уделялось исторической литературе. Вообще, имперская власть отлично понимала значение «ангела истории» в воспитании молодежи. Мы уже говорили об обязательном преподавании этого предмета на русском языке. Еще в 1825 г. сенатор Новосильцев писал министру народного просвещения, что при изучении истории о России рассказывается таким образом, как это могло бы быть в зарубежных школах стран, не связанных с Россией [208]. Михаил Муравьев, будучи гродненским губернатором, посылал местных чиновников на поиски древних кирилличных рукописей и на обследование храмов и монастырей, которые когда-то были православными, а позже стали униатскими [209]. Правда, подобные действия все же зависели от воли и энергичности отдельных губернаторов и не представляли еще собой строгой системы.
В целом же усилия российского правительства в 1830-1850-х гг. не привели к решительному успеху ассимиляторской политики. Высокообразованных россиян было еще очень мало в белорусских губерниях, чтобы они могли создать культурную среду, конкурентную с местным польскоязычным обществом. Нужно отметить, что уровень образованности шляхты в Западных губерниях был значительно выше, чем уровень российского дворянства в провинциальных великорусских губерниях. В первой трети XX ст. русское общество в Беларуси, кроме офицеров многочисленных воинских частей, составляло достаточно малочисленное чиновничество высшего губернского звена. После 1831 г. правительство пыталось увеличить численность российских служащих среднего уровня с помощью различных льгот, но особенных успехов достичь не смогло из-за нехватки финансовых средств. В государственных учреждениях белорусских губерний большинство чиновников среднего и низшего звена до восстания 1863 г. составляли выходцы из местной католической шляхты. Немногочисленные россияне ощущали себя в этой среде чужаками. Павел Бобровский в своем исследовании Гродненской губернии отмечал: «Русских чиновников чуждается и местное католическое дворянство, которое вместе с чиновниками-католиками и католическим духовенством составляет одну общую массу, чуждую интересам большинства населения русского и православного»
