Белорусы: нация Пограничья - [63]

После подавления восстания 1863 г., которое активно поддерживалось частью приходского католического духовенства, царское правительство предпринимает попытку русификации католического костела на белорусских землях. В декабре 1869 г. царским разрешением ксендзам предоставлялась возможность провозглашать своим прихожанам проповеди на «русском языке в том или другом его наречии» [186]. На практие это «разрешение» вылилось в откровенное насаждение русского языка в костелах Беларуси. Любопытно, что когда в 1866 г. группа ксендзов Витебской и Могилевской губернии обратилась к имперским властям с просьбой разрешить им произносить проповеди на белорусском языке, то это предложение было расценено как желание уклониться от введения русского языка и попытка сохранить польский язык в костеле [187].

Как свидетельствуют результаты переписи 1897 г., большинство католических ксендзов на белорусских землях осознавали себя поляками. Например, в Гродненской губернии среди неправославного духовенства (абсолютное большинство которого составляли именно католические ксендзы) польский язык родным признал 171 человек, белорусский -38, литовский -7, немецкий -6, латвийский -4 человека [188].

В том же 1897 г. папа римский Лев XIII официально разрешил использовать в костелах Беларуси белорусский язык для обучения религии, но белорусизация продвигалась очень медленно [189], хотя постепенно пробивала себе дорогу. Часть приходского католического духовенства в начале XX в. имела белорусское национальное самосознание и, более того, вела национальную агитацию среди своих прихожан. Такая агитация часто была очень эффективной, поскольку католическое духовенство традиционно пользовалась высоким авторитетом у своей крестьянской паствы, и ксендз нередко выступал в роли судьи, врача, учителя и советчика по самым разным жизненным вопросам. Особено много католических священников, которые стали активистами белорусского национального движения, вышло из стен Петербургской духовной академии: Франц Будько, Адам Лисовский, Люциан Хветько, Владислав Толочко, Ильдэфонс Бобич, Фабиан Абрантович, Адам Станкевич, Михаил Петровский, Винцент Годлевский, Антон Неманцевич, Андрей Тикота [190].

В 1913 г. начал издаваться католический еженедельник «Biełarus. Tydniowaja katalickaja hazeta», ориентированный именно на белорусскую католическую деревню. Издатели Антон Бычковский и Болеслав Пачобка пытались совместить национальные и религиозные идеи. И все же в целом лица с белорусским национальным самосознанием среди католического духовенства составляли меньшинство. По данным государственной администрации за 1911 г., из 118 католических ксендзов Гродненской губернии только 31 (26%) считал себя белорусом [191]. Среди студентов Виленской духовной семинарии за 1912 г. 119 признали себя поляками, 34 литовцами и только 25 белорусами [192]. Однако часть католического духовенства, осознававшая себя белорусами и готовая принять деятельное участие в белорусском движении, уже представляла собой достаточно организованную и влиятельную силу, которая основывалась на влиянии приходского духовенства на своих прихожан, высоком образовательном и интеллектуальном уровнях и способности к самоорганизации.

Национальная политика Российской империи в Беларуси: дилеммы русификации

Одним из важнейших факторов в развитии нациотворческих процессов на белорусских землях в XX — начале XX в. была политика Российской империи. Ее определяющим вектором стала направленность на полную политическую и культурную интеграцию восточных территорий бывшей Речи Посполитой в состав империи. Но тактика реализации данной политики достаточно часто изменялась в зависимости от переплетения самых различных объективных и субъективных факторов, колебалась от использования жестких силовых методов к определенной либерализации.

Важной проблемой нам представляется то, что относительно начала XX в. достаточно сложно говорить о российском национальном сознании в современном понимании этого термина. Как утверждает украинский историк Роман Шпорлюк «Российская империя сформировалась до возникновения модерного российского национализма» [193]. Причем, на взгляд британской исследовательницы Лиа Гринфилд, Западная Европа оказывала определяющее влияние на процес формирования современной российской нации: «В связи с постепенным расширением сферы влияния основных западных обществ (которые уже определились как нации) остальные общества... не имели иного выхода, как превратиться в нации... Запад был интегральной, неотьемлемой частью российского национального сознания. Без присутствия Запада существование нации теряло смысл» [194]. Определяющей чертой российской идентичности стала идея самодержавия. По мнению Р. Шпорлюка, в формировании этой идентичности большую роль сыграла «украинизация Московии» в результате первой волны ее экспансии на запад: «...после 1654 г. местный российский или великороссийский элемент растворился в новой, единой имперской культуре и идентичности, созданной... силами "русского Запада"» [195].

На рубеже XVIII-XIX вв. правящие круги Российской империи и ее образованные элиты понимали термин «народ» преимущественно в территориально-государственных категориях, а самодержавная власть декларировала одинаковое отношение ко всем своим подданным, несмотря на их разное племенное происхождение и вероисповедание. И эти декларации часто соответствовали реальности, поскольку так называемые «инородцы», а прежде всего прибалтийские немцы и мигранты из западноевропейских стран могли занимать самые высокие посты в военном и гражданском аппарате империи. Используя подход Б. Андерсона, можно утверждать, что изображенное сообщество, которое контролировало огромное пространство, цементировали династическая монархия Романовых и личная преданность самодержцу представителей многочисленного дворянско-чиновнического народа. Именно интересы этого полиэтнического политического народа в первую очередь отождествлялись с интересами империи и монархии.