. Так, у Мицкевича территория современной Беларуси и Украины (за исключением, по-видимому, исторической Литвы) представляется как огромное неоформленное безликое пространство, постоянно выступающее в истории как объект агрессивных устремлений самых разных народов — норманнов, поляков, литвинов. Это пространство постоянной борьбы между двумя религиями — католической и православной, и политическими системами — шляхетской Речью Посполитой, поляков, и российским самодержавием. В мировоззрении Мицкевича собственно этнические вопросы отступают на второй план, в разговоре с А. Ходько он, например, утверждал: «В Польшу шляхта пришла с Кавказа, в Литву — князья норманнские, в Россию — татарские и норманнские. Чисто славянского государства до этого времени не было»
[117]. Главным фактором развития славянских земель для великого поэта представлялась извечная цивилизационная и идеологическая борьба между Польшей и Россией: «Польша и Россия — это не просто две части земли, но две идеи, которые, стремясь к реализации, взаимно исключаются и ведут извечную борьбу. В зависимости от различных результатов этой борьбы славянские страны и народы склоняются то к одной, то к другой из этих идей. В этих идеях следует искать природу диалектов»
[118]. Несомненно, что А. Мицкевич хорошо знал белорусский фольклор и с большой симпатией относился к простому народу. В разговоре с А. Ходько он так охарактеризовал «русинов»: «Из всех славянских народов русины, т.е. крестьяне Пинской губернии, а частично Минской и Гродненской, сохранились больше всего. В их сказках и песнях есть все. Письменных памятников мало, только Статут Литовский написан их языком, самым гармоничным и менее всего искаженным из всех славянских диалектов. Вся их жизнь — в бедности. На своей исторической земле вся жизнь была в страшной нужде и угнетении. Земля же, на которой они живут, убогая, сухая, бесплодная, пески или болота»
[119]. Скорее всего в данном случае под «русинами» Мицкевич имел в виду полешуков, если исходить из описания их территории. Причем эти русины представляются великим поэтом в образе жертвы собственной истории и природных обстоятельств, способных вызвать лишь сочувствие. Главной заслугой их является сохранение первозданной чистоты славянства, что является своеобразной моральной компенсацией за постоянное унижение и угнетение. Юлиуш Фальковский вспоминал, что однажды его земляк, недавно приехавший в Париж, при встрече с Мицкевичем рассказывал о патриархальной простоте и чистой вере простого народа, что вызвало бурную реакцию поэта: «Так, Пан! — выкрикнул, прервав его, — верь мне, нет более чистого народа, как наши колтунистые белорусы!».
[120] Мицкевич верил, что, соединившись с простым народом, шляхта сможет сбросить российское ярмо: «Надо соединиться с народом и возвыситься до веры простого крестьянина во всемогущество Бога; тогда только победим царизм»
[121].
Выше мы уже упоминали книгу «Беларусь» А. Рыпинского, изданную в Париже. Автор признавал самобытность белорусского языка, но утверждал, что он ближе к польскому и «этот народ теснее с нами, нежели с Москвой, соединен» [122]. Последняя фраза свидетельствует о том, что сам автор в тексте книги не идентифицирует себя с белорусами, хотя является уроженцем Беларуси (в региональном значении этого термина), знает белорусский язык и даже пишет на нем стихи. В иных своих работах А. Рыпинский как раз подписывался псевдонимом «Белорус». Возможно, такая позиция автора книги «Беларусь» была обусловлена ориентацией на его потенциальных читателей — польских эмигрантов в Западной Европе. Пафос книги А. Рыпинского заключается в беззаветном служении цели единения всех жителей бывшей Речи Посполитой против Российской империи. Автор призывает белорусских женщин учить своих детей «выговаривать святое имя Польши» и даже не давать им еды, «пока не попросит по-польски» [123]. Этот призыв был направлен крестьянам и мелкой белорусскоязычной шляхте. Свою книгу Рыпинский посвятил белорусскому крестьянину, который первым научится писать и читать по-польски.
В 1838 г. начал издавать свои сборники народных белорусских песен бывший филомат и друг Адама Мицкевича, Ян Чечот, который уже в бытность студентом Виленского университета выделялся интересом к изучению культуры и языка простого народа. Одна из основных идей литературного творчества и этнографической деятельности Чечота — примирение и духовное единение шляхтича и крестьянина: «Мы одной матери дети». Четвертый том крестьянских песен «Piosnki wieśniacze znad Niemna i Dzwiny z dołączeniem pierwotwornych w mowie sławiano-krewickiej» он адресовал «благодетельным госпадам и управляющим их имениями, заботливым о быте крестьян». Чечот считал заслугой крестьян сохранение языка и культуры предков: «Поэзия, которая называется сегодня гминной, была веками общей для всех наших предков: панской, княжеской, одним словом, народной... волощанам нашим обязаны сохранением древних обычаев и песни. За это им наша благодарность» [124]. В последнем, шестом сборнике, изданном в 1846 г., Чечот призывает образованную шляхту изучать крестьянский язык, который он называет «славяно-кривичским», разрабатывать его словари и грамматику: «...кривичское племя, которое насчитывает несколько миллионов населения, не имеет ничего более, кроме катехизиса, изданного недавно в Виленской епархиальной типографии, которого мне, однако, видеть не довелось. Именно теперь пришла пора одплатить за упущения прошлых веков и взяться за составление грамматики и словаря кривичского диалекта...
