Белорусы: нация Пограничья - [50]
Исходя из тех же рассуждений, российское правительство отказалось проводить в «западных» губерниях и земскую реформу, которая предусматривала создание всесословных выборных органов местного самоуправления. В 1862 г. на белорусских землях из 9929 землевладельцев насчитывался, в соответствии с официальной терминологией, 9261 «поляк» (главным критерием принадлежности к польской нации в глазах правительства являлось римо-католическое исповедание). Удельный вес непольских помещиков, преимущественно россиян и немцев, был наиболее высоким в Витебской губернии -12,55%, а самым низким в Минской -1,89% [101]. Естественно, что при таких соотношениях «поляки» неизбежно получили бы абсолютное большинство в органах местного самоуправления и суда, поскольку созданная в Российской империи система выборов в эти учреждения как раз обеспечивала полное преимущество поместного дворянства, что в великорусских губерниях вполне соответствовало видам правительства, но в Западных губерниях было для него неприемлемым. Виленский генерал-губернатор Михаил Муравьев по этой причине категорически выступал против введения земств в Беларуси и Литве и писал в Петербург: «Общее выборное начало, положенное в основание земских учреждений, поставило б всю хозяйственную жизнь края в зависимость от враждебных нам большей части дворянства, мелкой шляхты и городского сословия польского происхождения и католического вероисповедания и тем самым подчинило и крестьянское сословие их влиянию, которое поляки, конечно же, использовали бы против нас» [102] . Центральное правительство целиком согласилось с точкой зрения виленского генерал-губернатора, и введение земств на белорусско — литовских землях было отложено на неопределенное время.
С целью изменить национальный и конфессиональный состав поместного дворянства в Западных губерниях российское правительство радикально активизировало в 1860-х гг. политику поддержки или, точнее, насаждения российского землевладения. В соответствии с принятыми в 1864 и 1865 гг. законами российские чиновники, и вообще лица «русского» происхождения, получали значительные льготы при приобретении в собственность земельных участков [103]. Именно им в первую очередь продавали конфискованные государством имения участников восстания. Особенно важное значение имел закон от 19 декабря 1865 г., который запрещал «лицам польского происхождения» приобретать в собственность в Западных губерниях землю иным путем, кроме как по наследству [104]. На местную государственную администрацию были возложены установление национальности покупателей и проверка их политической благонадежности. В результате проведения в жизнь означенной политики количество землевладельцев «непольского происхождения» в шести Северо-западных губерниях возросло с 845 в 1862 г. до 1736 в 1868 г. и достигло 13% количества помещиков в Белорусско-Литовском крае. Однако главной цели — кардинальным образом изменить национально-конфессиональный состав поместного дворянства — правительству достигнуть так и не удалось, и ни в одной из Северо-западных губерний «непольские» помещики не смогли достичь количественного большинства [105].
Репрессии против дворянского сословия на землях Беларуси после восстания 1863 г., активизация политики «разбора» шляхты привели к существенному сокращению ее численности с 228,5 тыс. в 1863 до 121,7 тыс. в 1867 г. [106] Перепись населения 1897 г. зафиксировала в пяти Северо-западных губерниях 241 029 дворян обоих полов, или 2,9% численности населения [107]. Несмотря на значительное сокращение удельного веса дворянства в социальной структуре населения Беларуси во второй половине XIX ст., а также ограничительную политику российских властей, роль дворянства, в первую очередь крупных землевладельцев, в местной экономической, культурной, а также и политической жизни оставалась очень высокой.
По мнению известного польского историка Юлиуша Бардаха, национальное самосознание шляхетского сословия в белорусско-литовских губерниях имело двухуровневую структуру и соответствовало формуле «Gente Lituane, natione Polonus» [108]. Большинство местного дворянства знало о своем литовском или белорусском этническом происхождении, но воспринимало языковую и культурную полонизацию предков как акт их добровольного политического и цивилизационного выбора. Впрочем, весьма сложно ответить на вопрос, какой процент шляхты на белорусских землях хорошо владел польским языком. На основании изучения источников у нас складывается впечатление, что только для поместного дворянства польский язык действительно был языком ежедневного общения, но подавляющее большинство мелкой околичной шляхты оставалось белорусскоязычным. Вот что писал о такой шляхте из-под Витебска мемуарист Максимилиан Маркс: «Между собой говорили все они по-белорусски, только каждый хозяин звался пан, хозяйка — пани, сыновья их были паничи, а дочери — паненки... все они хотели говорить по-польски, но это им окончательно не удавалось.
