Белорусский апокалипсис - [18]

— Нет! Нет! Это класс! Класс! Замочу! Замочу козла! — визжали у замшелых кухонных умывальников жертвы кризиса среднего возраста.

— Какого козла? Ты чего? — спрашивали повеселевшие жёны.

— А ты что, не слышала? — мужчинки переходили на возбуждённый шёпот, предварительно захлопнув форточку, — Каяловича, засранца, чуть не грохнули, раздолбали всю автоколонну гранатомётами, два полковника из его охраны заживо сгорели, или три, кто как говорит. Короче, наших было человек двадцать — почти взвод, а охраны в два раза больше, бой полчаса длился, наши все целыми ушли, ни одного даже не ранили. Думаю, в следующий раз ротой нападём, тогда кранты засранцу!

И мужчинки начинали опять радостно подпрыгивать и боксировать кухонную штору.

Белорусская интеллигенция, занёсшая себя в красную книгу беспозвоночных, в тот же вечер засела за острую публицистику. Но слог, как всегда, не шёл, на этот раз из-за слишком волнительного момента. Нужно было подождать, переварить происшедшее.

Лидеров общественно-политической оппозиции сковал страх. Они были в панике. Все рванулись писать заявления с осуждением неполитических методов борьбы и терроризма. Нужно было молниеносно отмежеваться, отвергнуть, отскочить, не запятнаться.

— Наше объединенное, всебелорусское движение, — судорожно набирал на компьютере общепартийный писарь-обличитель, — рассматривает вчерашнее покушение на президента Республики Беларусь и сопрезидента союзного государства Каяловича тщательно спланированной провокацией против установления в Беларуси общепринятых норм политического процесса. Да, в нашей республике нарушаются права человека, нет свободы прессы, бесследно пропадают десятки политических активистов, но это не значит, что нужно переходить конституционные нормы борьбы за власть и заниматься неприкрытым террором…

Вокруг писаря собралось плотное кольцо перепуганных членов совета движения.

— Нет, — возразил один из заместителей председателя, — из текста сквозит, что Каялович мог эту провокацию инициировать, нужно жестче и однозначней. Написать, что просто группа никому неподконтрольных отморозков сошла с ума и так далее…

— Да, да! — закивали остальные, — именно так! Не тот момент, что бы на Каяловича наезжать.

Со все концов республики в газеты, на радио и на телевидение сыпанули десятки подобных писем. Электронные почтовые ящики быстро заполнились антитеррористической трескотней. Но много было и других посланий, ярые ненавистники Каяловича, скрываясь под анонимными именами, прямо взывали к смерти тирана, обычно через повешение, им вторили сторонники расстрела диктатора, а также иные гурманы расправы с президентом, в том числе не единожды поступали призывы посадить на кол, распять, утопить, замочить, порвать.

Начались тотальные репрессии. Зачистка шла без разбору, хватали и правозащитников, и просто правдоискателей. Оправившийся от испуга Каялович собрал в своём кабинете всех силовых министров и генпрокурора.

— Если бы меня эти подонки убили, — говорил Каялович побледневшим министрам, — вы были бы вторыми на очереди. Нацисты и террористы никогда не остановятся на одном президенте, запомните это! И о главном, где улики, где они взяли оружие, как фамилии этих гадёнышей? Почему ещё не арестованы все по списку?

Генералы молчали и угрюмо стучали стержнями ручек о записные блокноты.

— Что бы через 12 часов у меня были данные хоть на одного из них! — почти кричал главнокомандующий, — продолжайте аресты, никого не выпускайте. Всех до одного приобщайте к делу, готовьте так, что б под расстрел пошло не менее десятка отморозков! Остальных сгноим постепенно. Все свободны, кроме прокурора.

Когда генпрокурор остался за столом один, Каялович обратился к нему уже спокойным и даже дружеским тоном.

— Кто же это мог быть? У тебя есть предположения? Я уже и в Москву звонил, и нашим Киевским, все руками разводят. Может сами завязаны?

— Не знаю, не знаю, — задумчиво покивал головою генпрокурор, — скорее всего отморозки. Если хоть как-то это с нашими радикалами связано, я тебе к обеду все фамилии выложу. Но думаю, врят-ли особая связь была, иначе бы я узнал, и КГБ узнал бы по своим каналам. Кто-то скорее всего действовал автономно, или почти автономно. Денёк нужен на качественные допросы, к вечеру наверняка кому-то язык развяжут, не могли они полностью стерильно действовать.

— И я уверен, что не могли, — поддержал его президент, — они же безмозглые! Да, и насчёт сгоревших ребят, там ведь среди них был один полковник, который нам очень помог раньше, ну, ты знаешь о чём я.

— Да, конечно, знаю, не продолжай.

— Трагедия ужасная, но столько знал полковник, что нет худа без добра.

— Я тоже грешным делом подумывал, что с ним делать, а теперь и концы в воду.

После короткого стука в кабинет заглянул секретарь и вопрошающе посмотрел на президента.

— Говори — приказал Каялович.

— Есть срочная новость для генпрокурора, — сказал секретарь и протянул трубку спутникового телефона.

Каялович сам взят трубку.

— Это президент, рассказывайте, что там.

— Здравия желаю, товарищ президент, говорит помощник генерального прокурора по особым поручениям полковник юстиции Степаневич, полчаса назад мне доложили, что двое арестованных назвали фамилию главного организатора акта террора. Сейчас эту информацию активно перепроверяем, так как эти арестованные не были нашими осведомителями и заговорили только после пристрастного допроса.